Белое на белом - [61]

Удар!

БОЛЬ!

Клинок мальчишки вонзился в правое плечо Фридриха, разрывая мышцы, жилы, сосуды… Кровь хлынула, заливая синий мундир и окрашивая в розовый цвет шнуры.

В горячке боя рана не показалась бы страшной, там и с отрубленной напрочь рукой продолжают сражаться не чувствуя боли. Но до стадии горячки Фридрих дойти не успел.

Боль!

Он упал на колени, зажимая рану, стискивая ее так, как будто хотел, чтобы боль ушла.

Мальчишка спокойно — все также сатанински спокойно! — стоял рядом, чего-то ожидая. Ах да…

— Можете ли вы продолжать поединок? — рядом со скорчившимся на полу лейтенантом остановились сапоги капитана.

Никогда. Никогда ни один гусар, если он еще жив, если только он не изрублен на куски, и находится в сознании, не остановит поединок «за невозможностью». Большего позора…

Фридрих, оскалясь, поднял голову и увидел глаза мальчишки.

Гусар не был трусом, он не был и «столичным гусаром», он воевал, он видел смерть, и врага и своих товарищей. Однажды — и до сего дня это было самое страшное воспоминание — в схватке на боле боя, когда две армии смешались в кипящее месиво кровавой резни, под Фридрихом убили коня. Он прокатился кубарем по земле, вскочил, нашаривая саблю, и наткнулся взглядом на уставившееся ему почти в лицо дуло ружья. Серый стальной круг, внутри которого — чернота. И из этой черноты смотрит смерть.

Глаза юнца были точной копией того дула.

В тот раз Фридриху повезло. Ружье дало осечку. Смерть подмигнул ему из черноты и ушел. Эти же глаза ясно говорили одно.

Сегодня осечки не будет.

— Не могу, — простонал лейтенант.

Лучше позор, чем верная смерть. Лучше сто раз трусом, чем один — трупом. Лучше жить на коленях, чем умирать — стоя… Лучше…

Никогда в жизни Фридриху айн Речу не было так паршиво.

4

Цайт покрутил головой:

— Это было… быстро.

Глаза Вольфа медленно превращались в привычные серые глаза застенчивого юноши.

— Он был хорошим фехтовальщиком. Сразу видно, по тому, как он держит шпагу, по движениям, по всему. После первых же выпадов он понял бы, как я фехтую и стал бы гораздо более осторожным. Я мог не справится.

Трое друзей подписали все бумаги о том, что в ходе тренировочного боя лейтенант седьмого гусарского полка Фридрих айн Реч по собственной неосторожно причинил себе травму и вышли в коридоры игорного дома в поисках куда-то запропавшего Йохана.

— Вольф, — Цайт, нервничавший до поединка мгновенно отбросил все плохие мысли, как только увидел победу приятеля, — ты и правда думаешь, что мог проиграть? Да я такого никогда не видел!

— Я видел, — кажется, Вольфа начинало немного трясти, — Мой отец всегда говорил «Никогда не считай себя непобедимым».

— Это он учил тебя фехтовать? — Ксавье остановился и оглянулся. Йохана нигде не было. Вообще людей было немного. Из игорной комнаты неподалеку вышли двое крупных мужчин в плохо сидящей и мятой одежде, один — с красным обветренным лицом, другой — белый как плесень в сыром подвале.

— Да, — кивнул Вольф, — первую шпагу я взял в руки в пять лет. Отец специально заказал ее под мой тогдашний рост.

— А первого человека ты убил во сколько лет? — Цайт пытался пошутить, но его улыбка слегка покривилась.

— В десять, — Вольф не шутил.

Ксавье промолчал. Своего первого «крестника» он поймал и прикончил в двенадцать.

— Йохан!

Молчаливый товарищ вышел из игровой комнаты. Из той самой, откуда несколько секунд назад вышли двое громил с лицами лесных разбойников. Ксавье оглянулся, но парочка уже исчезла.

— Ты куда это пропал? — Цайт не обращал внимания на незначительные мелочи.

— Я… — Йохан выглядел так, как будто смотрит глубоко внутрь себя, — Я встретил… Встретил знакомых…

— Хороших знакомых? — Вольф знал, что знакомые бывают разные, а такое поведение для обычно непробиваемо спокойного Йохана крайне нетипично.

— Просто знакомые… — Йохан заморгал и его лицо приобрело обычное выражение. Вольф и Цайт дружно вздохнули, однако Ксавье заметил, что дурные мысли никуда не исчезли. Йохан просто спрятал их за маской своего обычного лица.

«Маски… — подумал Ксавье, — мы все носим маски».

5

Йохан с усилием прогнал мысли глубоко-глубоко внутрь головы. Так, чтобы они хотя бы не отражались на лице. Ситуацию, в которую он попал можно обдумать чуть позже.

Кугель и Нагель не были охотниками за головами. Они не собирались относить его голову к тем нибельвассерцам, которые с удовольствием увидели бы ее на колу на собственном заднем дворе. Не хотели они и получения от него денег за молчание. Откуда деньги у курсанта?

Они заставили Йохана стать шпионом.

Какие тайны может знать курсант? Почти никаких. Но…

Йохан и сам уже понял, что офицеры Черной Сотни — не совсем офицеры. И даже, возможно, совсем не офицеры. Если судить по их подготовке из них готовят нечто вроде офицеров Тайной службы, какая была в Брумосе лет сто назад. Выполнение особых поручений, секретная служба… Похоже, кто-то решил создать в Шнееланде свою личную гвардию. Правда, кто? Король? Судя по слухам — толстяк, обеспокоенный только кухней. Первый маршал? Канцлер? Кардинал?

Йохан склонялся к мысли о том, что затея с Черной Сотней — идея Первого маршала. Рихард айн Штурмберг, опять-таки по слухам, был выдающейся личностью, которому вполне могла прийти в голову подобная мысль. А разговоры о его развращенности… Бывают ведь и просто сплетни.