Белое на белом - [34]

Послы двух из трех империй в комиссии… Звучит серьезно, но нужно учитывать ситуацию. Для Фюнмарка Шнееланд — наиболее вероятный враг, поэтому послом здесь будет самый умный и хитрый из всех, кого только сумел найти король. Для Брумоса и Ренча же Шнееланд — дикое захолустье и послов сюда отправляют в почетную ссылку. Поэтому, как бы странно это не звучало, посол маленького Фюнмарка сейчас опаснее, чем послы двух империй вместе взятые.

Вот только зачем созывать Посольский выход, а затем приглашать послов на осмотр места преступления? Гульденброт отговаривается тем, что хочет независимых представителей, но тогда ни он ни брандская полиция не сможет повернуть ситуацию в свою пользу. Не будь послов в комиссии — и фюнмаркец мог бы заявить, что ему что-то не показали или что-то превратно изложили. Сейчас такое невозможно. Тогда зачем? Или он что-то уже знает о произошедшем?…

— Господин айн Бремен, — прозвучал тихий голос.

Курт вздрогнул и посмотрел прямо в серые глаза стоявшего перед ним мэра.

На них смотрели все в зале.

— Вы отправляетесь с комиссией.

11

Боже, какой кошмар…

Разумеется, отказать Грауфогелю было нельзя, но, боже мой, задание от этого легче не становилось.

Десяток человек под тоскливым взглядом начальника столичной полиции перемещались по особняку, заваленному трупами — боже, даже юные девушки… — и у каждого убитого Курту приходилось писать под тихий говорок мэра ужасные вещи.

— Тело молодого человека, одетого в ночную рубашку и колпак с кисточкой, лежит поперек кровати в спальне, на плане отмеченной как помещение номер пятнадцать. Левая рука прижата к телу, правая откинута в сторону, ноги свисают с кровати, доставая до пола. В груди молодого человека несколько огнестрельных ранений, вокруг них — пятна крови, размером с блюдце для варенья…

И так — КАЖДОЕ тело. По окончанию первого десятка Курту уже было все равно. Он механически писал, закончив, останавливался на секунду, дожидался неукоснительно задаваемого вопроса «Господа члены комиссии, вы согласны?», выслушивал нестройный хор голосов «Да, согласны» (впрочем, к десятому трупу господа члены комиссии добились синхронности и отвечали в лад), после чего они все вместе перемещались в следующую комнату.

И везде пахло порохом. Порохом и кровью.

— …женщина, на вид лет сорока-сорока пяти, лежит у кухонного стола, в левой руке зажат нож для разделывания мяса… простите, рыбы… в правой — сковорода. В груди — два огнестрельных ранения, под телом — лужа крови, от которого отходят кровавые отпечатки сапог, очевидно, следы убийцы…

Обманутые неторопливым и спокойным как эпитафия голосом мэра послы не сразу поняли, что он сказал.

— Постойте, — произнес граф Церге… Посол Беренда, в общем.

— Постойте. Если это — след убийцы, давайте пройдем по нему и посмотрим, куда он ведет. Вы согласны?

Все закивали, даже посол Фюнмарка, который рассматривал след с выражением лица, похожим на лицо ревизора, внезапно обнаружившего, что бумаги, подтверждающие растрату, сквозняком закинуло прямо в пылающий камин.

— Господа, покорнейше прошу, — взмолился начальник полиции, — только не сотрите след.

Впрочем, и без этого предупреждения желающих наступать на кровавые отпечатки не нашлось.

След шел по особняку, взобрался на второй этаж и везде, где он проходил, оставались трупы.

— Обратите внимания, — мэр походил на кладовщика, в десятый раз за месяц описывающего то, что у него хранится, — следы нагара на полу и использованные капсюли. Здесь убийца, очевидно, перезарядил оружие. Вы согласны, господа члены комиссии? Идем дальше…

— Смотрите, смотрите, — задергался посол Ренча.

Одно из решетчатых окон в коридоре второго этажа было разбито, пол усеян осколками. Кровавый след тянулся к окну и исчезал в нем.

— Очевидно, — монотонно продолжал мэр, — одна из жертв пыталась сбежать через окно…

Не обращая на него внимания, все бросились к окнам.

— Смотрите, смотрите! — посол Ренча чуть не прыгал, — Вон там, у забора.

Через задний двор по снегу тянулись две цепочки следов. Они заканчивались у каменной стенки забора. Двумя телами.

Вся комиссия дружно пробежала по особняку в обратном направлении, выскочила в двери, обежала особняк, и, под жалобные крики начальника полиции, приблизилась к телам.

Привалившись к забору, лежал человек в ночной рубашке, когда-то белой, а сейчас простреленной и залитой черной кровью. Из-под подола задранной рубашки торчали голые ноги в сапогах. В руке зажат пистолет, небольшой, двуствольный, из тех, что держат под подушкой.

Перед ним лежал навзничь еще один человек, единственный полностью одетый из всех, что Курт видел сегодня. Упавший в сторону и уже припорошенный снегом цилиндр, по пистолету в каждой руке, еще два пистолета за поясом, видимые под распахнувшимся пальто. Одно-единственное отверстие от пули. На лбу.

— Надо полагать, — наконец нарушил молчание Грауфогель, — мы видим перед собой окончание трагедии.

Даже голос бесстрастного мэра слегка дрожал, показывая его потрясение.

— Один из обитателей особняка услышал выстрелы, несмотря на ночное время, сон и толстые стены. Он вооружился и попытался скрыться. Убийца увидел его и бросился следом. Догнав несчастного у забора, он несколько раз выстрелил в него, но тот собрался с силами и, уже смертельно раненый, сумел застрелить своего убийцу. Взгляните, господин посол, не узнаете ли вы его?