Белое, красное, чёрное - [37]

Один из музыкантов начал тихо отбивать ритм на доли. Это были звуки, похожие на набегающую на берег морскую волну. Доли вторила зурна, тоже очень тихо создававшая странное тревожное ожидание. Как будто ниоткуда вдруг в светлом круге на середине зала стали возникать фигуры — это были мужчины, одетые в белые длиннополые кафтаны и в высоких красных войлочных колпаках на голове. Ноги их были босы. Они один за другим подходили к шейху, наклонялись к нему и, выслушав напутствие, возвращались на середину зала. Ник насчитал уже одиннадцать таких участников, когда вдруг раздался пронзительный, как крик раненной птицы, аккорд зурны. Все на мгновение застыли и затем медленно — медленно, в такт нарастающему темпу доли и рвущимся звукам зурны начали кружение. Руки их, вначале кружения лежавшие на груди как крылья птицы, начали расправляться. Голова каждого из танцоров была склонена направо, будто он пытается услышать нечто неслышимое, руки медленно двигались — одна поднималась вверх, к небесам, другая опускалась к земле. «Вот они, таинственные суфийские танцы, — думал Ник, глядя, как завороженный, на движения танцующих. — Они ловят космическую энергию и передают ее на землю». Ник вспомнил и о колпаках-клобуках — «шлем спасения и покрывало послушания». Удивительное зрелище продолжалось. Красные клобуки, белые всплески кафтанов, красное и белое, белое и красное мелькало перед глазами. Все это зрелище вместе с необычайной музыкой могло привести человека в исступление. В голове у Ника проносились видения — кружащиеся дервиши вдруг стали ассоциироваться с янтарными бусинами четок, с лепными арабесками на стенах и потолках, все это сливалось в один бесконечный поток. «Арабески, арабески», — крутилось в голове у Ника. Стоп. Резко оборвалась музыка. Один из кружащихся опустился на пол, остальные остановились с отрешенным видом — они еще не вернулись назад из своего мистического кружения. А Ник лихорадочно продолжал думал: «Лепные арабески, убитый мастер, кто-то ночью был во дворце наместника. Одиннадцать танцующих дервишей, одиннадцатая бусина в четках, одиннадцатая арабеска? Где, где, где? Да где, конечно же, в персидском зале дворца наместника! Точно, что-то там скрыто в лепной арабеске! А где же там арабески, кажется, на потолке! Но что же там может быть? Это должно быть что-то не очень большое, но что небольшое может служить предметом такой жестокой охоты? Только нечто весьма драгоценное — значит, бриллианты! Так, так, что там было о Бобринском? Документы — никто не знает и не подозревает, где они спрятаны. Но известно, что Екатерина собирала редкие бриллианты для своего сына. Где они спрятаны — никто не знает. Связь — Екатерина и ее крестник Александр Чавчавадзе. А другие бумаги, которые кому-то хотел передать маркиз Паулуччи — это что, отвлекающий маневр? Очень может быть!»

Постепенно зал стал пустеть. Ник и Петрус терпеливо сидели за своей ширмой в ожидании шейха. Он не замедлил появиться.

— На вас снизошло откровение? — тихо спросил он Ника, опустив глаза и перебирая четки. Ник удивлено посмотрел на него. Он ожидал, что шейх что-то скажет ему, а оказывается шейх считал, что присутствие на суфийском представлении должно дать прозрение именно ему. Собственно говоря, так оно и произошло, удивился про себя Ник. Видимо, шейх это понял. Он улыбнулся и, ни слова не говоря, сделал знак следовать за ним. Не успели Ник и Петрус прийти в себя после мистерии, как уже оказались выставленными на улицу. Сафар, с отреченным от низкого земного бытия видом, уже ждал их там.

Они прошли изрядную часть персидского квартала, правда, идти пришлось медленно, свет на улицу попадал только из редко освещенных окон, уличного освещения не было. На их счастье, светила полная луна. «Полнолуние, — подумал Ник. — А ведь Лили говорила, что в полнолуние ее интуиция делается острее. Интересно, что она сможет увидеть — так все странно в этом расследовании».

Глава 15

Лили прекрасно помнила, что она хотела в полнолуние еще раз «поиграть» с кольцом. Достав его из комода в спальне, куда она ее прятала подальше от случайных глаз, Лили надела кольцо на палец. Оно было ей несколько великовато и Лили обвязала его сверху батистовым платком. Кольцо плотно прилегало теперь к пальцу. Почему-то вдруг Лили нестерпимо захотелось посидеть у Елизаветы Алексеевны на балконе, в своем любимом кресле-качалке. Она поднялась наверх, на третий этаж, и тихо, стараясь не потревожить Елизавету Алексеевну, которая что-то писала, сидя за изящным письменным столом, вышла на балкон. Балкон был как всегда прекрасен. Огромные причудливые листья монстер, стоявших в кадках между выходящими на балкон дверью и окнами, вдоль покрытой изразцами стены, разрослись этим летом необычайно бурно. Казалось, что, это не балкон, а продолжение густых зарослей Ботанического сада, раскинувшегося в ущелье за скалистой горой, возле которой стоял дом. Глициния, тянущаяся снизу и обвивавшая столбы балкона, изобиловавшая буйной зеленью и цветущими гроздьями цветов, усиливала это впечатление. Город уже затихал после шумной дневной жизни. Казалось, невидимая вуаль, наброшенная на город, густела с каждой минутой, скрывая в своих складках вначале Эриванскую площадь, Майдан, Сионский собор, потом Метехский замок. В последних лучах заходящего за гору Святого Давида солнца далеко, далеко на севере пылали алым светом снежные вершины Кавказских гор. И на смену дневному светилу уже выползала из-за Метехского замка бледно-голубоватая полная луна. Зрелище было завораживающее. Лили села в кресло и стала медленно качаться, любуясь панорамой вечернего города. Постепенно ее мысли уплывали куда-вдаль, далеко-далеко от того места и того времени, где она была сейчас. И ей казалось, что она летит к этим горам, далеко на север, в город со множеством церковных куполов и тихим церковным перезвоном.