Bella Германия - [5]

Шрифт
Интервал

Я была лишь частью чего-то большего – неведомого мне замысла.

Глава 4

Наше ателье на заднем дворе превратилось в суетливую голубятню. Журналисты, заказчики, агенты хлынули потоком. И суток не прошло с представления нашей первой коллекции, а они уже интересовались следующей.

Я полагала, успех позволит перевести дыхание. Выскочить из колеса, в котором мы крутились, как хомячки, и хоть ненадолго прикорнуть на лаврах. Но, как выяснилось, успех означал противоположное. Давление только возросло. Выдернутая из темного угла под лучи софитов, я должна была доказать, что я не бабочка-однодневка, что победа досталась нам заслуженно, а не по воле слепого случая. И это при том, что меня не покидало чувство, будто в голову угодил огромный чугунный шар, каким сносят дома.


Робин жал на газ. Исполненный решимости, он чуть ли не ежедневно звонил итальянцам. Нам назначили спонсоров, бывших главной частью нашего приза, но мне казалось, что это спонсоры считают нас трофеем. Огромный холдинг, не одна дюжина брендов, в числе которых оглушительно громкие и давно утратившие связь со своими творцами. Робин врал, что я уже успела набросать следующую коллекцию. Я же была без сил. Часами бездарно торчала у чертежной доски, накачавшись кофе. Ни одного стоящего эскиза.

Разумеется, я радовалась, что наш многолетний труд наконец получил признание. Но в глубине души ощутимо пульсировало сомнение в законности нашего счастья. Снова и снова возвращалась я мыслями в Милан, но не на подиум, а в темную гримерку. Лицо старика в зеркале – метеор, внезапно вонзившийся в мою жизнь.


Ночами, оставшись в ателье одна, я доставала старое фото. Подходила к зеркалу и вглядывалась в свое отражение, пока в нем не начинали проступать черты молодой итальянки. Две женщины из двух столь разных эпох, могли ли мы походить друг на друга как близнецы? Где сейчас эта Джульетта, жива ли?

Я пыталась понять, что может значить для меня этот старый человек. С чего вдруг на закате дней ему приспичило меня увидеть? Неужели мы и в самом деле родственники? Каково это вообще – иметь дедушку? Отца матери я видела пару раз в детстве, прежде чем они окончательно разругались. «Старый нацист», – говорила о нем мать.


Если правда, что женщина на фото моя бабушка, а этот старик – мой дед, то я итальянка всего на четверть, не наполовину. И мой дедушка не гастарбайтер с Сицилии. Не то чтобы я придавала значение своим «мигрантским корням». Корней как таковых в моем понимании не существовало. С детства я воспринимала свою идентичность как нечто, созданное мною, а не заимствованное или полученное в наследство. До сих пор за моей спиной была только мать. И вот теперь эта женщина на фото… Впервые я осознала, что у того, чего мне так не хватало, есть лицо. И что оно не утеряно безвозвратно.

Я нашла старика в интернете, выяснилось, что он человек небезызвестный. Доктор Винсент Шлевиц, вплоть до выхода на пенсию двенадцать лет назад, был одним из самых успешных инженеров компании «БМВ». «Википедия» называла его разработчиком нескольких моделей автомобилей, серии и названия которых мне ни о чем не говорили. Он родился в Катовице, Верхняя Силезия, в 1930 году. Ничто в его биографии не указывало на связь с Италией, и уж тем более ни слова ни о какой итальянке или моем отце. Погуглив еще, я нашла фотографию Винсента Шлевица с женой на благотворительном вечере. Высокая голубоглазая блондинка – ни малейшего сходства с миниатюрной темноволосой итальянкой на фото. Жили они тут же, в Мюнхене. Ни одному здравомыслящему человеку не придет в голову мчаться в Милан на встречу со мной, если для этого достаточно проехать несколько остановок на трамвае. Наверняка старик либо перепутал что-то, либо спятил.

И только одно по-прежнему смущало, мешая похоронить инцидент как недоразумение, – женщина на фото. Похожая на меня как две капли воды.


Робин заметил, что со мной что-то не так.

– Эй, где ты постоянно витаешь? Ты будто не здесь…

Он не мог понять, почему я пребываю в прострации именно теперь, когда мы наконец достигли того, к чему стремились, и списывал все на мой тогдашний обморок.

Что мешало мне открыть Робину правду? Мы делились друг с другом всем, кроме главного. Не было у нас обыкновения лезть другому в душу. Наше сотрудничество держалось на молчаливом соглашении игнорировать мрачные элементы в мозаике наших биографий. Но они не исчезнут, если просто закрыть глаза. Напротив, предоставленные сами себе, они разрастутся, поглотят тебя. Стоит остаться ночью одной – и безжалостные тени отделяются от темноты.

Поэтому Робин прав: я была не здесь. Возможно, я никогда и не была здесь целиком. Часть меня всегда пребывала где-то в другом месте. Не вполне доверяя этому миру, я стояла на земле только одной ногой.

Но работа меня спасала. Ночами напролет я кроила и вычерчивала, забыв обо всем. Предавалась этому опьянению, не думая о времени. И не заметила, как оказалась на грани физического истощения. Что гнало меня?


Как-то раз я отправилась к матери за своим котом. Модельерам с их кочевой жизнью противопоказано держать даже комнатные растения, не говоря о домашних животных. По счастью, это не относится к тем, у кого есть одинокие мамы.


Еще от автора Даниэль Шпек
Piccola Сицилия

Наши дни. Солнечный осенний день на Сицилии. Дайверы, искатели сокровищ, пытаются поднять со дна моря старый самолет. Немецкий историк Нина находит в списке пассажиров своего деда Морица, который считался пропавшим во время Второй мировой. Это тайна, которую хранит ее семья. Вскоре Нина встречает на Сицилии странную женщину, которая утверждает, что является дочерью Морица. Но как такое возможно? Тунис, 1942 год. Пестрый квартал Piccola Сицилия, три религии уживаются тут в добрососедстве… Уживались, пока не пришла война.


Рекомендуем почитать
Четыре месяца темноты

Получив редкое и невостребованное образование, нейробиолог Кирилл Озеров приходит на спор работать в школу. Здесь он сталкивается с неуправляемыми подростками, буллингом и усталыми учителями, которых давит система. Озеров полон энергии и энтузиазма. В борьбе с царящим вокруг хаосом молодой специалист быстро приобретает союзников и наживает врагов. Каждая глава романа "Четыре месяца темноты" посвящена отдельному персонажу. Вы увидите события, произошедшие в Городе Дождей, глазами совершенно разных героев. Одарённый мальчик и загадочный сторож, живущий в подвале школы.


Айзек и яйцо

МГНОВЕННЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР THE SATURDAY TIMES. ИДЕАЛЬНО ДЛЯ ПОКЛОННИКОВ ФРЕДРИКА БАКМАНА. Иногда, чтобы выбраться из дебрей, нужно в них зайти. Айзек стоит на мосту в одиночестве. Он сломлен, разбит и не знает, как ему жить дальше. От отчаяния он кричит куда-то вниз, в реку. А потом вдруг слышит ответ. Крик – возможно, даже более отчаянный, чем его собственный. Айзек следует за звуком в лес. И то, что он там находит, меняет все. Эта история может показаться вам знакомой. Потерянный человек и нежданный гость, который станет его другом, но не сможет остаться навсегда.


Полдетства. Как сейчас помню…

«Все взрослые когда-то были детьми, но не все они об этом помнят», – писал Антуан де Сент-Экзюпери. «Полдетства» – это сборник ярких, захватывающих историй, адресованных ребенку, живущему внутри нас. Озорное детство в военном городке в чужой стране, первые друзья и первые влюбленности, жизнь советской семьи в середине семидесятых глазами маленького мальчика и взрослого мужчины много лет спустя. Автору сборника повезло сохранить эти воспоминания и подобрать правильные слова для того, чтобы поделиться ими с другими.


Замки

Таня живет в маленьком городе в Николаевской области. Дома неуютно, несмотря на любимых питомцев – тараканов, старые обиды и сумасшедшую кошку. В гостиной висят снимки папиной печени. На кухне плачет некрасивая женщина – ее мать. Таня – канатоходец, балансирует между оливье с вареной колбасой и готическими соборами викторианской Англии. Она снимает сериал о собственной жизни и тщательно подбирает декорации. На аниме-фестивале Таня знакомится с Морганом. Впервые жить ей становится интереснее, чем мечтать. Они оба пишут фанфики и однажды создают свою ролевую игру.


Холмы, освещенные солнцем

«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.


Ты очень мне нравишься. Переписка 1995-1996

Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.