Белка в колесе - [71]

Мы складывали бижутерию в кейсы, а Инна вдруг произнесла:

— А вы хоть представляете, кому сбыть такую кучу золота? Не будете же вы продавать цепочки поштучно на рынках Москвы и Санкт-Петербурга? Ведь первая же попытка реализации «золотого запаса» в России выведет на нас фээсбэшников и, что самое плохое, братков.

— Спокойно, Маша, я Дубровский, — произнес Виктор. — Мой бывший сослуживец, Мишка Френкель, дет десять назад обосновался в Хайфе. В прошлом зам по тылу, он неплохо устроился на Земле обетованной и держит там магазин, скупая и перепродавая всё что можно. Всё, что нельзя, тоже.

Пока наша недоверчивая кривила губки, Виктор уже набирал номер телефона всемогущего однокашника.

— Привет бойцам невидимого фронта! — Голос обычно сурового Виктора был весел. С полминуты он слушал ответное приветствие, а потом продолжил: — Разговор есть, нет, не по телефону. Ты всё там же? — И немного помолчав: — Тогда послезавтра жди в гости.

И, попрощавшись, отключил мобильник. Прилетев в Хайфу, Лена «выкатила» два джипа. В один сели мы с Виктором, другой же заняла она сама.

— Ребята, я проедусь. Погляжу, что и как. У нас ведь такого не было.

— Где это — у вас? — Главный охранник материальных ценностей был не в курсе. А поговорить по душам у них как-то не выходило.

— Потом как-нибудь, еще ведь не вечер. — И она, хлопнув дверцей, укатила.

Мы вошли в магазинчик, и Виктор заулыбался.

— Здорово, Мишка. — Но тут же сменил тон, оценив открывшуюся перед нами картину: — Ух ты, мать твою…

Мишка оказался невысоким полненьким человечком, явно семитской наружности. С затравленным взглядом и трясущимися руками. Его голова сильно дергалась из стороны в сторону, а щеки дрожали, потому что господину Френкелю били морду два здоровенных качка. Но быть может, учитывая местную специфику, здесь их называли как-то иначе? Третий, развалившись на стуле, с веселым интересом наблюдал за происходящим. Били не так чтобы очень, скорее беря на испуг, чем желая серьезно покалечить.

Немного размявшись, бугаи, не заметившие нас, двинулись в глубь магазина, к лестнице, ведущей на второй этаж. Где явно располагался офис и наверняка находился сейф с наличностью.

— За тобой должок, пархатый. Двести тонн свежей капусты. И счетчик, между прочим, тикает.

На отчаянный протест сына гонимого народа амбалы не обратили внимания. Спокойно заявив на языке родных осин, но с хохляцким акцентом:

— Знамо, что не брав. Но отдвати пыдзетца.

Разновидность московского автосалона, не более. Но несчастный Френкель влип, по-видимому, серьезно, и пора начинать действовать.

Сэнсэй ломанулся наверх, но я придержал его за плечо, покачав головой:

— Нормальные герои, всегда идут в обход.

Он не понял, но, наверное, мой авторитет в последнее время в его глазах несколько возрос. И мы вышли наружу. Я «отмотал» пять минут, и вот мы подходим к магазину.

— Давай-ка зайдем со двора.

— Зачем? Открыто ведь.

На двери и впрямь висела табличка OPEN. To ли сборщики податей не обратили внимания, а, может быть, просто никого не боялись. Да бог с ними, ведь бояться в этой жизни им больше не придется.

Окно на втором этаже стояло открытым, и мы, помогая друг другу, залезли вовнутрь. Усевшись в хозяйское кресло, я спросил:

— Постреляем или разомнемся?

— Я за здоровый образ жизни, но пукалки бы не помешали. — Я «мелькнул», достав пистолеты, и мы стали ждать.

Вот показался качок, изъяснявшийся с хохляцким акцентом. За ним, подталкиваемый сзади, топал Мишка, успокаиваемый провожатым:

— Не бойся, жиде, психотэрапэвты давно доказали, что отдавать гораздо приятней, чем получать. — И в подтверждение привел бессмертные строки Омара Хайяма:

Что ты спрятал — то пропало,

Что ты отдал — то твое.

Мы с Виктором заржали, а удивленный сын украинского народа стал вытаскивать оружие. Пукалка и впрямь пригодилась, и я прострелил ему руку. Сторонник же здорового образа жизни барсом метнулся к двум другим бандитам. Всё же чувствовался класс. И мне опять стало завидно. Мужику за пятьдесят, а он мне фору даст. Но поучаствовать мне не пришлось, и Виктор уже подталкивает обалдевшего хозяина к лестнице.

— Пойдем, дружище, разговор есть.

Я на скорую руку «прибрался» и поспешил за ними.

— …хорошие дела, да ладно, главное, вовремя. — Мишка запустил руку в кейс и, зачерпнув полную горсть побрякушек, спросил: — Вы что, обчистили все лавки на Брайтон-Бич? — Но тут же посерьезнел. — Сколько у вас?

— Пока центнер, а там будем посмотреть.

— Пять долларов за грамм. — Он смотрел прямо в глаза, и никакого чувства благодарности в его взоре не теплилось. Взгляд бизнесмена, и только.

— Да на любой бирже дают вдвое, если не втрое больше! — не выдержал я такой наглой обдираловки. В самолете я специально полистал газеты, чтобы быть в курсе. — А в Москве по шесть, оптом, с руками оторвут. И это цена лома, а у нас, между прочим, готовые изделия.

— Можете на Горбушке продавать, вразвес или поштучно, а хотите, в Штаты смотайтесь или в Японию, вольному воля… — На нас смотрел удав, и в зрачках его был январский холод. — Так и быть, возьму по семь. Лады?

— Кровопийца. — Виктор поднялся. — Половину стодолларовыми банкнотами образца девяносто шестого года, а остальные переведешь сюда.