Белинда - [11]

— Я постоянно фотографирую маленьких девочек в ходе работы. И всегда хорошо плачу. Натурщиц присылают солидные агентства. Я снимаю девочек в старинных платьях. А затем использую фотографии для рисунков. Сейчас многие так работают. Что, конечно, не так романтично, как писать с набросков, но…

— Знаю, — перебила меня она. — Я выросла среди художников. Ну, в своем роде художников. И конечно, вы можете меня фотографировать и платить мне столько, сколько платите натурщицам. Но мне от вас нужно совсем другое.

— А что тебе нужно?

— Вы. Заниматься с вами любовью.

— В один прекрасный день кто-нибудь может сделать тебе больно, — помолчав, произнес я.

— Только не вы, — улыбнулась она. — Я всегда мечтала о таком, как вы. Только вы лучше. Вы действительно чокнутый.

— Я самый скучный человек на земле, — возразил я. — Я только и умею, что рисовать да старье собирать.

Она улыбнулась, и весьма многозначительно. Можно сказать, иронически.

— Все ваши картинки, — начала она. — Все ваши маленькие девочки, блуждающие по темным особнякам и заросшим садам, все эти потайные двери…

— Ты, наверное, начиталась критиков. Они любят эксплуатировать тему мужика с волосатой грудью, который создает книжки о маленьких девочках.

— А что, они тоже так говорят? Как это все эротично! Как порочно!

— Ничего эротичного.

— Вот и нет! Очень даже эротично. О чем вы прекрасно знаете. Когда я была маленькой, ваши книги завораживали меня. Мне казалось, что я попадаю в другой мир.

— Прекрасно. Но что в этом эротичного?

— Должно быть эротично. Иногда мне даже не хотелось начинать. Не хотелось проникать в дом Шарлотты. Было так странно следить за тем, как Шарлотта в ночной рубашке, с подсвечником в руке поднимается по лестнице.

— Абсолютно ничего эротичного.

— Тогда что им угрожает? Что скрывается за всеми этими дверями? Почему девочки так часто смотрят украдкой?

— Я не вхожу в число их преследователей. И не собираюсь задирать их длинные платья.

— А разве нет? Как так получается?

— Мне это противно, — мягко ответил я и взял ее за руку. — Я шесть месяцев работаю над книгой. Живу ею, думаю только о ней. И не задаю себе вопросов. Двенадцать часов в день я не покладая рук тружусь над холстами. А потом вдруг кому-то хочется объяснить все пятью сотней слов и за пять минут. Я стараюсь не обсуждать данную тему с малознакомыми людьми. А знакомые люди обычно не задают лишних вопросов.

— Как бы мне хотелось, чтобы вы в меня влюбились! — неожиданно воскликнула она.

— Почему?

— Потому что вы действительно достойны того, чтобы в вас влюбиться. А если мы сможем полюбить друг друга, то я уже не буду плыть по течению. Я уже не буду никем. По крайней мере, пока я с вами, — сказала она и замолчала.

— Откуда ты родом? — спросил я.

Она ничего не ответила.

— Я пытаюсь определить твой выговор.

— Вряд ли вам это удастся.

— Иногда ты говоришь как житель Калифорнии. Но иногда проскальзывает странный акцент.

— Вы никогда не догадаетесь, — сказала она и выдернула руку.

— Ты хочешь, чтобы я лег вместе с тобой на кровати с балдахином? — спросил я.

— Да, — кивнула она.

— Тогда ты должна кое-что для меня сделать.

— Что именно?

— Смой краску с лица. И надень ночную рубашку Шарлотты.

— Ночную рубашку Шарлотты?! А что, она у вас действительно есть?

— Даже несколько. Там, наверху. Белая фланель. Одна точно тебе подойдет.

Она радостно засмеялась. Но в ее смехе было нечто большее, нежели просто радость. Я молча ждал ее ответа. Я еще был не готов что-либо признавать.

— Конечно, — согласилась она, изящно затушив сигарету и еще раз продемонстрировав покрытые черным лаком ногти. — С удовольствием надену ночную рубашку Шарлотты.

Ничего удивительного, что ее привел в такой восторг фокус со спичками. Она вдруг стала взрослой девушкой с безупречными манерами, причем немного сердитой. А потом снова юной и беззащитной. Она непрерывно менялась прямо у меня на глазах. И это меня тревожило. «Интересно, какая же она настоящая?» — гадал я про себя.

— Ты очень красивая, — наконец произнес я.

— Вы находите? — удивилась она. — Но может, вы предпочитаете женщин постарше? Темноволосых и загадочных.

— Два раза был женат на таких. Интересно, конечно, но ты нечто другое.

— Другими словами, вы хотите дать мне понять, что вам нравятся не только маленькие девочки.

— Да, я хочу, чтобы ты это поняла. И себе тоже хочу напомнить. Но я никак не могу тебя раскусить. Ты должна дать мне ключ к разгадке. Я пытаюсь понять, откуда ты, откуда такой странный выговор.

— Я росла везде и нигде. Мадрид, Лос-Анджелес, Париж, Лондон, Даллас, Рим. Вот почему вам не определить, откуда у меня такой выговор.

— Звучит впечатляюще, — заметил я.

— Вы так думаете? — усмехнулась она. — Когда-нибудь я расскажу вам мою неприглядную историю. Вы ведь тоже считаете, что у Беттины не все было гладко в том старом доме.

— Почему бы тебе не начать свой рассказ прямо сейчас?

— Потому что из него не получится книжки с красивыми картинками, — ответила она.

Разговор явно начинал ее тяготить. Она снова тщательно вытерла губы салфеткой и аккуратно сложила ее на коленях. Потом допила бурбон. Эта девочка знала, как осадить собеседника.