Белая западинка. Судьба степного орла - [15]

Километрах в десяти от этого места вверх по Нерелеху, на противоположном берегу, находилась база гидрологов. Они соорудили там висячий мост. Может быть, он цел? Мы пошли вдоль берега и только поздно вечером добрались до цели. Но тут нас ждало новое разочарование: гидрологи, боясь половодья, разобрали своё висячее сооружение.

Положение казалось безвыходным. Мы прошли вдоль берега ещё с километр без всякой цели. Осторожно шагал безропотный Мухомор. Возвращаться на свою разведку я не мог. Попов засмеёт! И я решил форсировать Нерелех вплавь. Рискованно, конечно, но другого выхода не оставалось.

— Ну что ж, Мухомор, поплывём? Не назад же возвращаться Попову на потеху?!

Мухомор остановился, повернув ко мне добрую старую морду. Укрепил я наше снаряжение на вьючном седле повыше, привязал к седлу конец верёвки и толкнул Мухомора к воде. Он обернулся, как бы спрашивая: «В своём ли ты уме, хозяин?» Я похлопал его по крупу и настойчиво толкнул ещё раз. Мухомор покорно шагнул в воду, сразу провалился по самую шею и поплыл к противоположному берегу. Сильное течение быстро сносило его в сторону. Я поч–ти бежал по берегу, разматывая верёвку. К счастью, Нерелех неширок, и Мухомор скоро выбрался на берег. Я слегка натянул верёвку и крикнул:

— Пошёл!

Мухомор двинулся дальше от берега, а я, — как был в сапогах и телогрейке, вошёл в воду и тут же потерял дно. Одежда не могла сразу намокнуть, но ощущение при мысли, что, может быть, это моё последнее купание, было не из приятных. А утонуть здесь проще простого! И если бы не сообразительность Мухомора, не видеть бы мне никогда нашей Бурёнки. Мухомор бодро шагал и шагал от берега, и я не успел ещё оценить как следует серьёзности своего положения, как почувствовал под ногами дно. Не останавливаясь, свёртывая на ходу верёвку в кольца, я побежал за Мухомором. Умное животное уверенно двигалось к избушке гидрологов. Они приняли меня, как желанного гостя. Стянули с меня сапоги, раскалили докрасна железную печку, напоили вкусным, а главное, очень горячим чаем. Я не помню, как свалился в постель и тотчас уснул.

Проснулся часов в девять утра. Хозяева мои ушли на работу. В доме остался только Никитич — друг, сверстник и земляк нашего Попова. Он помог мне снарядить Мухомора и пожелал удачи:

— Старайся, конечно, сынок! Может, действительно ушла твоя корова к якутам? Куда же ей уходить больше, там у неё дом родной!

До обеда мы двигались без приключений и часам к двум подошли вплотную к крутой каменной гряде, сплошь усеянной некрупной каменной россыпью. Гряда была невысокой — сто пятьдесят–двести метров, но камни уходили из‑под йог и подниматься к вершине было тяжело и опасно, а с Мухомором почти невозможно: бедное животное жалко перебирало ногами, сползало и падало, царапая до крови свои старые ноги…

Я решил пуститься в объезд. Может быть, по ближайшему распадку нам удастся перебраться, через эту гряду? Мы повернули на северо–запад и пошли вдоль самого основания сопки. Но ближайший распадок превратился в бурный и стремительный поток. Поворачивать назад и двигаться на юго–восток не было смысла: горные ручьи одинаково. непроходимы как на северо–западе, так и на юго–востоке, да и время близилось к ночи. Нужно было устраиваться на ночлег.

Однако покой наш нарушило одно неожиданное обстоятельство. Я давно уже заметил, что мой всегда спокойный Мухомор явно нервничает и пугливо жмётся ко мне. Я подумал, что он боится наступающей темноты, и заторопился к намеченному месту. Около корявой лиственницы, уродливо раздвоившейся на высоте двух человеческих ростов, я остановился и стал рассёдлывать Му–хомора. Вдруг он резко, всем корпусом шарахнулся в мою сторону. Я упал, проклиная незадачливую скотину. Мухомор дрожал всем своим старым телом, кося глазом в сторону чёрных кустов. Я посмотрел в ту же сторону, и, признаюсь, по спине у меня пошли мурашки, и стало жарко, несмотря на вечернюю прохладу: в нескольких метрах сидел волк и смотрел на нас внимательным, настойчивым взглядом…

Неприятно вспоминать об этом, но расскажу все честно. Мухомор пугливо жался к дереву, явно не рассчитывая на мою защиту. А я стремительно взобрался на его спину, встал на седло с ловкостью кавказского джигита и в следующее мгновение уже сидел в ухватообразной развилине дерева. И вот тут мне стало по–настоящему стыдно. Парень с винчестером за плечами испугался весной сытого волка. Первой моей мыслью было выстрелить в зверя. Однако я решил, что для волка это слишком большая честь, и скатился с дерева с намерением отогнать незваного гостя палкой. Но волк, подобрав хвост, спокойно ушёл в кусты и скрылся в тайге. Мухомор успокоился, значит, волк ушёл окончательно.

Надо сказать, что до сих пор я видел только чучела волков в краеведческом музее в Магадане, но никогда не встречал этих зверей в глухой тайге.

Видимо, где‑то близко находились оленьи пастбища якутских колхозов, ведь волки и боятся людей, и всегда жмутся к человеческому жилью. Так что эта неприятная встреча была вместе с тем и хорошим предзнаменованием.

А вечер никак не хотел потухать. Странный вечер! Небо ультрамаринового цвета казалось необычайно далёким. Между дымчато–серыми облаками виднелся белесый (серебристый, говорят в таких случаях поэты) диск луны.