Белая ворона - [18]

— Ладно, будь по — вашему.

Они перешли через улицу и разбудили дремавшего кучера. Услышав, что Гроуфилду приспичило обозревать Равнину Авраама, кучер энергично закивал, энергично высморкался и принялся энергично понукать свою лошадь, которая скорее спала, нежели бодрствовала. Похоже, ни кучера, ни лошадь не удивило то, что их пассажиры принадлежат к столь разным расам.

Гроуфилд и девица сидели рядышком в открытой двуколке. На противоположном сиденье валялась толстая меховая полость, и Гроуфилд прикрыл ею колени Вивьен и свои. Дама поблагодарила его, впервые выказав нечто свойственное живому человеку. Лошадь медленно затрусила вперед, рывками влача за собой двуколку.

Они неспешно объехали всю Оружейную площадь, на удивление темную, если учесть, что она лежала в самом сердце такого огромного туристического центра, и свернули налево, на улицу Святой Анны.

Сначала Гроуфилд понятия не имел, кто это говорит.

Приглушенный картавый говор, казалось, висел в воздухе вокруг них. Создавалось впечатление, будто толстое покрывало, лежащее на коленях, решило вдруг поболтать с пассажирами. Однако болтало не покрывало. Болтал кучер. Из глубин пальто, из — за толстого шарфа, из — под вязаной шапки — отовсюду доносился обычный треп для туристов, рассказ о достопримечательностях, надоевший несчастной лошади не меньше, чем пони молочника его однообразный маршрут. Как только двуколка свернула на улицу Святой Анны, кучер забубнил, что по левую руку стоит английский кафедральный собор, освященный в 1804 году, первая английская церковь, построенная за пределами Великобритании. Кучер выдал какую то статистику, потом заговорил о зданиях ценовой палаты и торговой академии. Все эти захватывающие сведения посыпались на Гроуфилда как стальные чушки. Гроуфилд взглянул на девицу и увидел, что она улыбается.

— Слушайте внимательно, — посоветовала она. — Когда приедем на место, он устроит вам экзамен.

— Никак не пойму, кто это вещает, человек или лошадь, шепнул Гроуфилд.

— Создается впечатление, что человек, — ответила девица, — но на самом деле это у лошади в брюхе урчит.

То ли свежий воздух подействовал, то ли езда в туристском экипаже, а может, единообразие мыслей, только они оба находили статистическое бормотание кучера весьма забавным. Во всяком случае, перемена произошла и была настолько разительной, что Гроуфилд с трудом в нее поверил. Он хотел даже отпустить замечание на этот счет, но сдержался, боясь все испортить.

Кроме того, у них нашлись и другие темы для разговора. Они перешептывались под размеренное бормотание кучера, обсуждая его самого и его лошадь, обмениваясь впечатлениями о получаемых от кучера сведениях, о домах и вывесках, мимо которых катила двуколка. О создавшемся положении не было сказано ни слова. Никаких разговоров на личные темы, никаких обсуждений событий, происходивших в гостинице. Беседовали только о том, что было перед глазами, о самом обыденном. Столь поверхностный разговор немного действовал на нервы, но девушка весьма умело поддерживала его, а Гроуфилд всегда чувствовал себя прекрасно рядом с достойным партнером по сцене. Пока лошадь уныло плелась, стуча подковами, по улице Святой Анны, он даже успел разыграть сценку под названием «Случайное свидание, которое принесло счастье».

Двуколка свернула влево, на улицу Дофина. Слева, если верить ворчанию кучера, стояло здание квебекского литературно — исторического общества, а прежде в этом доме располагалась местная тюрьма. На ее заднем дворе когда — то вершились публичные казни, а в подземелье туристы, если им это интересно, все еще могут увидеть древние узилища.

Сразу за тюрьмой двуколка миновала старую стену, защищавшую городище, и кучер пробубнил сквозь шарф, что они проезжают Кентские ворота, возведенные в 1879 году королевой Викторией в честь ее почившего отца. После этого кучер, наконец, временно затих.

Похоже, тут был жилой район, погруженный во тьму, еще более густую, чем за стеной. Гроуфилд опять занервничал и забыл, что надо импровизировать. В итоге сценка заглохла, и какое — то время они ехали молча, пока не миновали здание парламента провинции, залитое светом стоявших на лужайке прожекторов. Тут Гроуфилд заметил, что девушка пристально разглядывает его. Когда он посмотрел на нее, она засмеялась и сказала:

— А вы и впрямь струхнули.

— Если ничего не случится, можете смеяться надо мной, сколько угодно, — ответил Гроуфилд. — А пока не надо.

— Ладно, посмеюсь.

Впереди тянулась Большая Аллея, широкая, хорошо освещенная улица, на которой был светофор. Девушка склонилась к Гроуфилду и шепнула:

— Мы случайно встретили приятеля и на радостях пригласили его прокатиться с нами. Скажите кучеру, чтобы не волновался. Гроуфилд кивнул.

Перекресток приближался, а светофор по — прежнему сиял красным глазком. Кучер буркнул что — то своей лошади, и та тотчас стала на месте.

— Рональд! — воскликнула вдруг девица, приподнимаясь и взмахнув рукой. — Посмотри, милый, это Рональд, — громко сказала она Гроуфилду.

Гроуфилд посмотрел. По тротуару в их сторону шел человек. Он был высок и худощав, но лица Гроуфилд разглядеть не мог. Девица болтала что — то о «большой удаче» и издавала множество разнообразных радостных звуков. Гроуфилд молча следил за человеком. Когда тот подошел, он узнал Онума Марбу с его заговорщицкой улыбочкой, так хорошо знакомой Гроуфилду по их последней встрече год назад в Пуэрто — Рико.