Белая ворона. Повесть моей матери - [52]

Медовый месяц у Тони с Володей вскоре закончился, и они снова стали ссориться. Она приглашала любовников прямо на дом, а Володя с помощью соседей стал понимать, что он натворил. Его стала мучить совесть, и мы помирились. Убивая мать ради подлой женщины, он, вероятно, предполагал, что он настоящий самец мужчина, защищающий свою самку, но Бог распорядился по-другому и одел его в женское платье. Тоня ушла и стала с этих пор спиваться.

Тоня работать не хотела. Поработав несколько месяцев то санитаркой в больнице, то уборщицей в интернате, то кондуктором в автобусе, она навсегда распростилась с этим бесполезным занятием. Лопухов мужчин, желающих одеть и прокормить её, было достаточно. В интернате она проворовалась. Работая кондуктором, присваивала себе выручку, продавая ложные билеты, и была разоблачена.

Тоня стала паразитировать на слабостях мужчин, то есть на их природном влечении к женскому полу. Наверное, в школе в течение 10 лет она учила не таблицу умножения, а правила сложения мужчины и женщины, изучая кама-сутру. Равнодушная к учёбе и работе, она любила секс и достигла мастерства в этом искусстве. Я слышала отзывы только четырёх её любовников. Один в восхищении сказал: "Не хочешь, но вставишь". Другие: "она и Христа соблазнит", "сладкая конфетка", "она лучшая из стерв". Она с безошибочным чутьём находила мужчин слабовольных, одиноких, несостоявшихся в жизни, но добросердечных. Первого, Пашку Смирнова, у которого умерла мать, она уговорила продать квартиру и переселиться вместе с ней к его престарелой тётке в однокомнатную квартиру. Вырученные деньги Тоня промотала очень быстро, а Пашка досыта напивался и бил Тоню. Когда все деньги кончились, он умер. Тоня осталась жить на бесплатной квартире со старушкой, питаясь на её пенсию и ожидая её смерти. Она уговорила старушку написать завещание, чтобы получить квартиру. Старушка последовала вслед за племянником, но оказалось, что квартира была уже подарена дальним родственникам.

Был у Тони и благополучный порядочный мужчина с хорошим заработком, который одевал её и Павлика с ног до головы, кормил, чем душа ни пожелает, и работать не заставлял. Этого ей было недостаточно, она обворовывала его и врала. Лёша её выгнал.

Только один из сожителей Саша был семейным человеком, имел хороший заработок, замечательную жену, двоих детей, гараж, сад, квартиру, машину и дом. Он не устоял против Тониных прелестей, бросил всё, развёлся с женой, разделил имущество, стал жить с Тоней в доме, оставшемся от матери. Тоня его споила, они промотали почти все деньги, а те, что не извели, Тонька выкрала у пьяного, оставила дверь открытой, и свалила пропажу на воров. Он бил её смертным боем, но она был крепким орешком, никогда не сознавалась в содеянном, чему и сына своего научила. Сашка расстался с ней и уехал на Север – жена его назад не взяла.

Только один из сожителей был сильным, волевым человеком – семидесятилетний Иван с 27-летним тюремным стажем, инвалид второй группы. Когда Тоня жила с Иваном, то не пила целый год, потому что и сам Иван не пил много лет, излечившись от алкогольной зависимости только своими волевыми усилиями. Он заставил Тоню не пить и приучил к простой и полезной пище, и Тоня вновь расцвела и похорошела с этим заботливым человеком. Иван мог только частично удовлетворить сексуальные запросы Тони и не пожалел пенсии на приобретение искусственного полового члена. Но это пустяки. Для неё он сделал больше всех сожителей, вместе взятых. Он прописал её временно на своей жилплощади, и когда кончался срок её прописки, в самый последний день, в их квартире в двухэтажном многоквартирном деревянном доме вспыхнул пожар, и дом сгорел полностью. Большое имущество Тони не пострадало. Узлы с платьями и шубами надёжно хранились у бабушек по всей Кинешме. Иван выхлопотал две раздельные квартиры в кирпичном доме со всеми удобствами. Тонина квартира смотрела окнами на юг. Старик вскоре скончался.

Своя квартира Тоне была не нужна, за неё и коммунальные услуги приходилось платить, что ей было совсем неинтересно. Квартиру она обменяла на дом в деревне, в соседнем Юрьевецком районе с приличной доплатой, деньги проела и пропила. После смерти Ивана запои участились, и дошло до того, что она в бесчувственном состоянии валялась на улицах города. Почти все старушки её уже не привечали, но она всегда находила мужчин, которые предоставляли ей жилплощадь и кормили её. Тоня опускалась всё ниже, и её спонсоры также соответствовали ей. Иногда пьяная она приходила к нам, стучалась в дверь, но на все вопросы и замечания снова, как и при первом знакомстве, говорила только три слова, но уже другие: "Иди на хуй". Голова от многочисленных побоев сожителей плохо соображала, пропала память, и она потеряла все документы, жила без паспорта. Отёкшее от пьянки лицо постоянно украшали синяки, болели ноги. Она стала с трудом ходить и иногда не могла даже подняться в автобус без посторонней помощи. Но это непостоянно. Кончались деньги, и она несколько дней ходила трезвой и как будто не страдала от воздержания. Чем беднее она жила – тем меньше пила.