Белая стена - [55]

Цепляясь одно за другое, беспорядочно наплывают воспоминания: он сам не понимает, почему память выбирает одни, а не другие, если у него такой запас их, самых разных, уводящих в глубь детства и отрочества. Воды Тежо накатывают на низкий затопленный берег, и Зе Мигел думает о Розинде и об Ирии, об Антонио Испанце и о Баркасике, шкипере, который хотел улизнуть от него с грузом контрабанды.

В ту же ночь, но в еще более поздний час, он входит в гараж, где стоят грузовики его колонны, почти не разговаривает со сторожем и садится в кабину первого автофургона, который был записан на его имя. Ему приятно взяться за руль, сжать его в руках, как когда-то, но больше в правой, в то время как левая держала сигарету, когда ему не нужно было переключать скорость. (Теперь руль переставлен, не хватает бензина и покрышек, на некоторых машинах в обязательном порядке будут ставить газогенератор, это ему сказал один приятель из транспортной полиции.) В верхнем углу кабины, немного спускаясь на ветровое стекло, все еще висит цветная фотография киноактрисы, которую он выбрал спутницей в своих поездках.

При виде фотографии он чувствует, что растроган. Он был влюблен в эту женщину с огромными глазами, серыми и переливающимися, однажды он даже заплакал при виде.этих глаз, омытых слезами: она играла в любовной сцене на берегу моря, недвижно внимавшего полным страсти и тревоги словам прощания, которые она произносила. Он всегда выходил из кинотеатра об руку с нею, а потом они вместе ложились на его топчан на складе вдовы. Сколько раз лицо ее было последним, что он видел, засыпая, и первым, что он видел, пробуждаясь! Сколько раз на верхнем этаже, на постели вдовы, он сжимал ее в объятиях и впивался ей в губы!

Он улыбается своему тогдашнему простодушию. Ее образ дремал где-то в глубине его души, он почти забыл о ней, а теперь все всплывает на поверхность в его воображении, отправляя его в даль прошлого, где еще неизвестно о двух выстрелах, которые прозвучат в тревожно примолкшем доме.

И она гоже ему улыбается, хотя, может быть, сама грустит по кому-то другому. Раньше он и мысли не допускал, что в этой улыбке может быть грусть. Зе Мигел касается фотографии рукой и замечает, что пальцы у него дрожат – чуть-чуть, самые кончики, он переворачивает руку, подносит к глазам, долго вглядывается в линии на ладони, по которым цыганки предсказывают ему любовь, деньги, линия жизни резко перечеркнута, что бы это значило? Но если он справится с этой опасностью, то проживет до восьмидесяти лет в окружении внуков.

При мысли о внуках ему становится горько: нелепое предположение. Никогда их у него не будет. Внезапно он чувствует себя очень одиноким, приоткрывает дверцу кабины, окликает сторожа. Сторож по прозвищу Рыбий Хвост, малорослый и старый, подбегает во всю прыть, размахивая руками, глядит на хозяина снизу в ожидании распоряжений. Зе Мигел хлопает его по плечу.

– Бензин залит?

– Бак полон, бак всегда полон, как вы приказывали, хозяин Зе. Хоть сейчас в путь.

Много лег они ездили вместе в этой самой кабине. Рыбий Хвост состоял при нем помощником, уже тогда было ясно, что ему в люди не выбиться: выпивоха, непокладист, без семьи и без царя в голове

– А помнишь то утро, когда мы возвращались из Испании и я заснул на повороте?

– Прах побери, еще бы не помнить. Такое, да не помнить!… У меня в глазах потемнело.

– Я почти тридцать часов глаз не смыкал, не выпускал из рук этой штуковины. Хорошее времечко, дружище, хорошее времечко!

– Ты всегда молодцом держался, черт возьми! Приятно было глядеть, как ты управляешься с баранкой.

– Эти нынешние парни живут припеваючи. Получают за сверхурочные и еще недовольны. Я от вдовы ни разу медяка лишнего не получил.

– Ты от нее получал кое-что получше, хозяин Зе! Вдова была баба, каких мало. Готовая и жить с тобой, и умереть. Любила тебя, как ни одна другая. Вот уж, должно быть, звонкая была гитара!

Зе Мигел с наслаждением слушает старого сотоварища. Угощает его сигаретой, оба курят.

– Женщин хватает…

– Не скажу про себя того же, хозяин Зе. У меня смолоду судьба не задалась. Всю жизнь одних только шлюх и имел.

– Ты всегда больше времени вину отдавал. На женщину время нужно потратить, все равно что на пашню либо на кобылу. Время и силы. Все хорошее времени требует.

– Что правда, то правда! Я всегда и во всем торопыгой был.

– Но в то утро ты спас мне жизнь. Ты только дотронулся до руля, и я проснулся. Похолодел, когда увидел обрыв – вот уж воистину костей не соберешь.

Зе Мигел поднимается в кабину, снимает пиджак, засучивает рукава. Рыбий Хвост засмеялся коротким смешком.

– Всегда ты водил с засученными рукавами. В самый лютый холод иначе за руль не садился.

– Так я себя надежнее чувствую.

Включает мотор, протирает куском замши ветровое стекло изнутри. Рыбий Хвост берет лейку, заботливо заливает воду в радиатор.

– Как видишь, все в боевой готовности.

– Ты двигатели любишь больше, чем самого себя. Всегда ты был верным помощником, старый товарищ.

– Теперь я тебе уже не товарищ, хозяин Зе.

– Я тот же, что был.

– Ну уж нет, ты уже не прежний Зе Мигел. Тебя прозвали Мигелом Богачом, друзья твои – люди с капиталами…