Белая сорока - [40]

— Что вы знаете об охоте? — удивленно спросил я.

— Ровно столько, чтобы я могла вас об этом просить, — засмеялась она, чмокнув меня в щеку.

Я глянул на Шервица: что скажет он? Но Шервиц лишь пожал плечами, улыбаясь Эрне, как ребенку, который возится с игрушками.

— Вы непримиримый враг охотников? — спросил я.

— Охотников, их привычек, их собак, и… вообще, — решительно сказала Эрна.

— И собак? — удивился я, на этот раз совершенно искренне.

Эрна ясно дала понять, что и охотничьим псам отказывает в своих симпатиях.

— Раз вы прирожденный охотник, любитель собак и вообще… всего, что связано с охотой, я должна удалиться, чтобы мое присутствие не вызвало у вас неприязни, — сказала Эрна.

Шервиц покраснел, Эрна подарила мне одну из своих очаровательных улыбок, и оба стали меня уверять, что все это только шутка. Конечно, шутка, тем не менее я поспешил их покинуть: было неприятно, что Эрна знает о тех событиях.

Постом я пытался поговорить об Эрне с директором ресторана, с которым был хорошо знаком. Он недоуменно развел руками и сказал, что ничего о ней не знает, кроме того, что она несколько раз была здесь с инженером Шервицем.

Над Ленинградом плыли тяжелые зимние тучи, гонимые ветром, который угрожал каждую минуту проткнуть бесформенную пелену и засыпать город белым дождем. Я спешил на заседание президиума актива иностранных специалистов и перед входом столкнулся с Шервицем. Он был вместе с Эрной, которая ответила на мое приветствие еще одной из своих роскошных улыбок (их у нее был целый набор — на разные случаи жизни). Инженер прямо излучал блаженство и у гардероба прошептал мне на ухо:

— Если бы вы знали, как хороша Эрна!

— О чем вы там шушукаетесь, Карлуша? — послышался за нами голос Эрны, которая не пропустила мимо ушей последние слова.

— Это панегирик в вашу честь, — ответил я за своего друга.

— Тогда все в порядке. Пойдемте, — облегченно сказала Эрна, взяв черную большую лакированную сумку, а также кожаную папку для нот, на которой отчетливо виднелся значок золотой арфы.

Мы вошли в салон, где можно было закусить. Отличная кухня привлекала сюда много иностранных специалистов, которые в уютной обстановке проводили здесь вечера. Затем мы отправились на заседание, а Эрна осталась ждать в салоне.

Заседание продолжалось дольше, чем предполагалось, и Шервиц начал нервничать.

— Не могу заставить Эрну ждать так долго, — прошептал он мне за председательским столом: — Я пойду.

И вышел.

После окончания заседания, где, кроме всего прочего, речь шла и о состоянии здоровья Хельмига, я поспешил, как и обещал, в салон. Там нашел Шервица в обществе Эрны и незнакомого мужчины. Это был высокий, внешне холодный человек: глаза стального цвета придавали его лицу выражение особой твердости. Он подал мне руку и представился:

— Инженер, доктор Шеллнер.

Эрна добавила, что господин доктор временно работает советником на судостроительных заводах в Николаеве и Одессе, постоянно живет в Москве, а в Ленинград его привела служебная командировка. Господин доктор пришел на ужин, зная, как здесь хорошо готовят. Примерно через полгода он вернется в Германию, потому что не собирается подписывать новый договор на работу в СССР. Известная немецкая судостроительная компания «Блом и Фосс» требует его возвращения, что вполне понятно, ибо он крупный специалист.

Эти похвалы господин доктор принял как само собой разумеющееся, только едва заметно улыбнулся, бросив взгляд на свои длинные пальцы, на которых блестели дорогие кольца.

Шервиц не пропустил ни слова и лишь нервозно поворачивал бокал с вином. Вероятно, он ревновал Эрну к Шеллнеру.

Слишком разные мы были люди, и общего разговора явно не получалось. Эрна весело болтала, радуясь, что завтра она поедет с Карлушей на отдых в Кавголово — ах, катание на буерах по льду озера, разве это не сказочно? Шервиц лишь вяло поддакивал, хотя я не сомневался, что самым горячим его желанием было побыстрее очутиться вместе с Эрной где-нибудь далеко-далеко. Я лишь молча кивал головой, а Шеллнер все чаще поглядывал на часы.

Эрна щебетала, без конца меняя темы разговора, она так и стреляла глазами то в одного, то в другого; мне показалось все же, что чаще они останавливались на лице Шеллнера. Она дружески взяла его за руку и спросила, так ли долго заседают на собраниях в Москве, как здесь, в Ленинграде. Шеллнер кисло улыбнулся и заявил, что лично он любит точность во всем, в том числе и на заседаниях.

— Видишь, — сказала Эрна и кокетливо надула губы. — Бери пример, Карлуша, а то заседаешь без конца. Сегодня опять заставил меня ждать…

— Этот нагоняй, собственно, заслужил только я, — пришлось сказать мне. — Многое зависит от председателя… Сегодня нас отчасти может извинить то, что программа, действительно, требовала много времени.

— Ах, эти ваши заседания, неужели нельзя без них? — почти с детской наивностью спросила Эрна. — И что же вы такого важного решили?

Шеллнер опять посмотрел на часы, слегка поклонился Эрне и сказал:

— Простите, дорогая леди, что лишаю вас возможности услышать нечто интересное, но я должен идти.

— Ах, какие могут быть извинения, поезд ведь не ждет! У Карла здесь машина, он нас всех, отвезет, — решила Эрна.