Белая рабыня - [2]

— Вот, — ткнула она смуглым пальцем между двумя ближайшими неграми.

Воспрянувший духом Гринуэй проследил за ее жестом. То же сделал и ее отец. Недалеко от трапа лежала бухта пенькового каната, на краешке которой примостилась белокурая девочка в сером холщовом платье.

— Это? — спросил капитан, и лицо у него изменилось. Тот факт, что объектом высокого внимания стала именно эта девочка, вызвало у него сложные чувства.

— Да, — спокойно подтвердила Лавиния. — Кто это?

Капитана Гринуэя трудно было смутить, но на этот раз он смутился. Ему невольно помог мистер Биверсток.

— Лавиния, почему ты решила, что эта девочка продается?

— Тем не менее она продается, господин капитан?

— Как вам сказать… Ну, в общем, да, — закивал Гринуэй. Он уже решил про себя, что все-таки не станет рассказывать о том, что девочка эта год назад была привезена его братом Гарри, тоже промышлявшим торговлей людьми, из весьма подозрительного путешествия в одну северную страну. Брат утверждал, что девчушка была подобрана умирающей на одном пустынном острове и в силу того, что так и не удалось выяснить, кто она и откуда, пришлось ее взять с собой. Зная своего брата Гарри, капитан Гринуэй не поверил ни единому его слову, но и не подумал допытываться, откуда и каким путем он эту девочку раздобыл и по каким причинам хочет от нее избавиться. Он решил: на что-нибудь эта белокурая сгодится. Можно будет, например, обучить ее работе по дому или чему-нибудь в том же роде. Но за год, проведенный в доме капитана, девчонка не выучила ни одного английского слова и категорически отказывалась что-либо делать. Никакие наказания не могли ее вразумить. И постепенно капитан склонился к мысли ее продать. Нюанс тут был в том, что белого человека продать не так просто — легко можно было нарваться на слишком щепетильного или законопослушного покупателя.

Лавиния вплотную подошла к сидевшей. Та медленно встала, спокойно глядя юной плантаторше в глаза. Голубыми в черные. Эта молчаливая дуэль продолжалась довольно долго.

— Это дочь одного каторжника, — сказал капитан. — Я должен был доставить его сюда для продажи, но он сдох по дороге, так что эта девчонка…

Лавиния обернулась к отцу.

— Купи мне ее.

Капитан замолк, довольный тем, что ему не нужно продолжать эту неубедительную басню. Мистер Биверсток был человек и неглупый и опытный, он понимал, что капитан что-то утаивает, если уж не впрямую врет. Сомнение выразилось в хриплом покашливании.

— Папа! — В голосе маленькой черноволосой фурии прозвенело несколько гневных нот. — Папа, я хочу, чтобы ты мне ее купил!

— Н-да, — мысленно взвесив все «за» и «против» и понимая, что, если в конце концов эта сделка каким-нибудь образом окажется незаконной, основная часть вины ляжет на этого торговца рабами, плантатор сказал, внутренне уже склоняясь к тому, чтобы выполнить просьбу дочери:

— Дело в том, что мне еще ни разу не приходилось покупать рабов с белым цветом кожи…

— У Стернсов и у Фортескью, папочка, есть белые рабы. Ты разве не помнишь?

— Н-да, а как ее зовут? — снова обратился мистер Биверсток к капитану.

— Эй.

— Эй? Что это за имя?

— Она не откликается ни на какое другое — ни христианское, ни сарацинское, ни индейское. Мы сначала думали, что она вообще глухонемая.

Мистер Биверсток укоризненно повернулся к дочери.

— Вот видишь, немая.

— Нет, нет! — поспешил вмешаться капитан. — Мне кажется, что она просто не знает ни одного известного нам языка. Я пробовал обращаться к ней и по-французски, и по-испански, один матрос у меня знает арабский, другой — датский, но ни с кем она говорить не захотела. Между тем, могу поклясться, слух у нее в полном порядке.

— А что же ее отец, каторжник, он с ней на каком разговаривал?

Гринуэй заморгал быстро-быстро и стал смотреть в сторону. Впрочем, он чувствовал, что старик плантатор ловит его не всерьез, а как бы играя, как кошка с мышкой.

— Папа! — еще жестче и нетерпеливее сказала Лавиния.

— Ладно, — усмехнулся мистер Биверсток, довольный тем, что посадил эту корабельную крысу в лужу и показал, что Биверстока не проведешь, — ладно. Сколько вы хотите за нее получить?

— Ну… четыре фунта.

— Что?! Половину цены вот этого парня? — Биверсток энергично потыкал стеком в потный, мускулистый бок ближайшего раба.

— Но она все же человек с белым цветом кожи, — ехидно заметил слегка оправившийся от смущения капитан.

— Это обстоятельство не в вашу пользу, — не менее ехидно сказал покупатель.

Препирательства могли продолжаться еще довольно долго, если бы не настойчивость Лавинии. Вскоре белокурая, голубоглазая девочка по имени Эй была куплена плантатором Биверстоком для своей обожаемой дочери за три фунта и пять шиллингов.

Спустя две недели после описанных выше событий губернатор Ямайки полковник Фаренгейт ранним утром проснулся в своем кресле в искусственном полумраке роскошного кабинета. С тех пор как два месяца назад умерла от лихорадки его любимая дочь Джулия, сорокапятилетнего губернатора мучила жестокая бессонница. Он даже не пробовал ложиться и коротал ночи в кресле за чтением старинных книг, приводил в порядок многолетнюю личную переписку. Дворецкий, старый мулат Бенджамен, бесшумно появлялся в кабинете с новой свечой, когда огарок предыдущей начинал чадить и потрескивать.