Белая Пантера - [12]

— Я по поводу вчерашнего, — несмотря на опьянение, явно властвующего над разумом и телом мужчины, говорил он чётко и уверенно, как будто это было то, на что у него были мобилизованы все силы организма.

Настя замотала головой и даже всплеснула руками, как будто хотела отгородиться от этого разговора всеми доступными ей способами.

— Я ничего не желаю слушать, это раз. И два, это меня совершенно не касается. — Запротестовала она, в очередной раз поражаясь абсурдности ситуации, в которой она оказалась.

Кирилл всё ещё медленно приближался к ней, заставляя отступать назад, в сторону кровати, пока Настя не упёрлась в неё и не села, подчиняясь его приближению. Кирилл же повёл себя довольно странно, хотя по сути, какое поведение пьяного человека можно охарактеризовать именно как «странное»? Он вдруг плюхнулся возле неё на колени, обхватив её ноги руками, и, уткнувшись лбом куда-то в район её живота, забормотал, создавая ощущение, что грамотный словарный запас его исчерпался.

— Она не беременна, понимаешь? Я обрадовался, что беременна, поэтому и вернулся к ней, но вчера всё открылось. Другой врач, на котором я настоял, обследование. Она врала мне, хотя я должен был знать. Ведь знал же, что не может этого быть, а так обрадовался, что поверил. Вот.

Он замолчал, оставляя Настю наедине с жутким сумбуром, царящим в её голове, а ещё с его коротким всхрапом, раздавшемся со стороны колен Насти.

Он что, спит?!

Настя потормошила Кирилла за плечо, пытаясь хоть как-то привести его в чувство, а заодно и сдвинуть его со своих колен, но всё было тщетно. Кирилл только промычал что-то нечленораздельное и ещё сильнее вцепился руками в колени Насти, как будто это был единственный островок спасения в пучине его жизни.

Настя сделала глубокий вдох, и её спальню заполнил смех, становящийся с каждой секундой всё громче и громче. Она и сама не знала, над чем именно смеётся, то ли над всей глупостью ситуации, в которой она оказалась, то ли над своей неимоверной «удачей», которая раз за разом сталкивала её с подобными субъектами, однако, как ни странно сейчас ей было весело, да и только.

Наконец, отсмеявшись, она снова попыталась оторвать Кирилла от своих колен, что ей в итоге удалось, и мужчина неловко повалился на пол, поудобнее устраиваясь на ковре.

Настя взяла свою подушку и подсунула ему под голову, а потом прикрыла сверху пледиком, несмотря на то, что он так и был в куртке, и вышла из своей спальни, намереваясь переночевать в комнате сына.

Кириллу снилось море. Тёплое, кристально чистое и тёмно-синее. Море Линьяно[2] ровно три года назад, куда он отправился отдыхать с друзьями, чтобы скрасить свой холостяцкий отпуск каким-нибудь сногсшибательным курортным романом.

Они пробыли на курорте уже три дня, когда на одном из вечерних представлений Денис вдруг сообщил, что заприметил компанию девушек, которые, судя по всему, отдыхают в одиночестве. Кирилл этой новостью заинтересовался ровно настолько, насколько его воображение нарисовало ему ни к чему не обязывающий секс и ноль обещаний. Если бы он знал тогда, насколько он ошибался.

Алёна понравилась ему сразу, и он сам не мог объяснить, чем именно. Невысокая, невыносимо худая, больше смахивающая на подростка, с короткими светлыми волосам и большими карими глазами. В тот вечер они ушли к нему в номер вдвоём, и он даже по прошествии нескольких лет всё ещё помнил ту нежность и трепет, которые охватили его в их первую ночь. Она была такой хрупкой, что казалось, от любого его прикосновения способна сломаться, как тонкое деревце под порывами сильного ветра. Дальнейшие дни отпуска протекали уже в более весёлой обстановке, и Кирилл поймал себя на мысли, что ему не хочется никого другого, кроме Алёны. И дело здесь было даже не в том, что она разбудила в нём какую-то неистовую страсть, или ещё какие-то чувства. Её хотелось защищать от всех и вся, укрыть в своих объятиях и больше никуда не отпускать, чтобы только этот жестокий мир не поломал его малышку. О том, что Алёна до двадцати пяти лет прекрасно прожила без его защиты, он как-то не задумывался.

Девушки улетели в Новосибирск за день до того, как заканчивался отпуск Кирилла со товарищи, и мужчина с огромным трудом отговорил самого себя от безумства лететь в её город вместе с ней.

А вот отговорить от того, чтобы по прилёту в Питер взять билет до Новосибирска и улететь за Алёной, предложив ей всё, что у него было, он не смог. Поэтому в оставшиеся пару недель отпуска он сотворил сразу несколько непохожих на него глупостей: улетел в чужой город за малознакомой женщиной, предложил ей переехать в Санкт-Петербург, а по прилёту быстро договорился в ЗАГСе, чтобы их как можно скорее расписали. Алёну эти обстоятельства, похоже, нисколько не удивили, и она чуть отстранённо, с некой небрежностью приняла его предложение и уже через некоторое время хозяйничала в его коттедже на правах молодой жены.

Кирилл был счастлив. Счастлив каким-то удовлетворением, что ли. Как будто сбылось то, чего он хотел всю жизнь, да вот только на этом всё его счастье и закончилось. Через некоторое время он вдруг осознал, что эта незнакомая, холодноватая женщина, хозяйничающая в его доме совершенно им нелюбима. Мало того, и с её стороны никаких чувств он тоже не видел. Тогда в его голову пришла новая бредовая идея, о том, что их брак может спасти ребёнок. И он нисколько не задумывался о том, что в ситуации недопонимания двух людей, когда двое говорят на абсолютно разных языках, никакой ребёнок не сможет спасти то, что не должно было и начинаться. Однако, начиная с того дня, как Кириллу пришла в голову эта мысль они с Алёной стали усиленно работать в этом направлении.