Белая ладья. Черная пешка - [6]

— Рита взяла Анни и уехала в Даллас.

Тоуи оторвал взгляд от доски.

— Она собирается возвращаться?

Эллиот пожал плечами.

— Печально слышать это, — сказал Тоуи и двинул ладью.

Эллиот изучил ситуацию на доске, пытаясь сосредоточиться. Но вне зависимости от его игры Тоуи брал его ферзя в три хода.

Когда он позвонил в Даллас тем вечером, трубку взяла Рита. Ее голос был наигранно радостным. Он познакомился с этой интонацией на вечеринках, на которых она чувствовала себя неуютно, как в тот раз, когда они пошли к Тоуи на пикник. Вероятно, его голос звучал так же на премьерах балета.

— Привет, — сказал он. — Это я.

Пауза.

— Ага.

— Как дела? — Глупый вопрос. Но это все, что он смог из себя выдавить.

— Прекрасно, — ответила она.

— Славно. Это славно. Слушай, я хотел спросить тебя…

— Ты хочешь сказать, что наконец-то решил поговорить со мной? Что ж,

чудеса, да и только.

— Ты уже поняла вопрос? Тогда можешь ответить.

Он услышал, как она со всхлипом вздохнула, и представил, как она теребит телефонный шнур. Он никогда не разговаривал с ней грубо, потому что она этого не выносила, но сейчас у него осталось не так много терпения.

Она еще раз вздохнула.

— Вопрос в том, — отчетливо сказала она, — что ты звонил — сколько? -

может, десять раз, чтобы поговорить с Анной. И ни разу не попросил к телефону меня.

— А что мне было говорить? — спросил он. — Ты не слушала меня, когда находилась со мной в одной комнате. Я не мог себе представить, что ты изменила свое мнение с тех пор,

как уехала в Даллас.

— Что ты имеешь в виду — не слушала?

— Именно это, — коротко ответил он. — Я столько раз просил тебя не уезжать, а ты послала меня к черту.

— Я…

— И не трудись объяснять, что ты уехала только для того, чтобы Анни могла ходить на свои уроки танцев — это ерунда. У тебя просто кишка была тонка сказать, что ты хочешь уйти от меня.

На этот раз пауза затянулась.

— Может, я не хочу уходить, — сказала Рита. Ее голос был слабым и испуганным. Эллиот зажмурил глаза.

— Так чего же ты хочешь, Рита? Я пытался понять это восемь лет, и я все еще не вижу ни капли смысла в твоих чертовых поступках. Так скажи мне, Бога ради!

— Я уже сказала, — ответила она. — Нас нет уже две недели, и это первый раз, когда ты захотел поговорить со мной. Это тебе о чем-то говорит, Эллиот?

— Что…

— Я хочу, чтобы ты меня заметил, черт тебя подери, Эллиот! Я слишком много прошу? Много?

Он услышал резкий обвиняющий щелчок, когда она повесила трубку.

В эту ночь он не смог заснуть. Он слушал тихие глухие шаги на крыше над его кроватью, скрытые передвижения, легкие скольжения и иногда прыжки.

Кошачьи маневры.

Через некоторое время он почти мог увидеть их наверху — грациозный смертоносный балет, то, как они двигались, отрабатывая свои ритуальные боевые упражнения. Они не знали усталости; звуки их атак и отступлений не замолкали. Он мог бы поспорить, что начал отличать звуки лап Чертенка от других.

Он лежал в темноте, прислушиваясь, и его видения их танцев стали такими отчетливыми, что он не смог бы сказать, бодрствует ли он и видит галлюцинации или спит и видит сны.

В конце концов он был вынужден взять подушку и отправиться спать вниз, на диван.

Эллиот слонялся вокруг станции после следующей смены, пытаясь поменяться с кем-нибудь из смены С, чтобы у него оказались свободными все выходные.

Сначала он не мог найти желающих, у всех уже были планы. А потом капитан проверил расписание и выяснил, что у Эллиота выходной на День Труда.

— Грядет воссоединение семейства. Мои родители очень хотят, чтобы мы все собрались, — сказал капитан. — Я выйду в твою смену, если ты заменишь меня на День Труда.

Это была паршивая сделка, но Эллиот все равно согласился. К четвергу по станции расползлись слухи, что у него на выходные большие планы.

В пятницу утром он побрился с особым тщанием. Когда он стоял, покрытый мыльной пеной, перед зеркалом в ванной станции, он думал о том, что сказала Рита по телефону.

Это прозвучало так, будто ей было нужно больше его внимания. И в самом деле, они с Алии проводили гораздо больше времени, чем с Ритой. Или даже чем все втроем.

Тогда почему она никуда не ходила с ним и Анни? Он порезался бритвой и вздрогнул. Потому что они любили проводить время на улице, а это времяпрепровождение заставляло ее жаловаться и ворчать, что она хочет домой. Он понял, что они с Анни постепенно стали заговорщиками. Они все еще приглашали Риту поплавать вместе или поиграть в волейбол в Мирном парке. Фокус в том, что эти приглашения звучали не очень-то соблазнительно.

Он смыл остатки пены с лица и посмотрел на свое отражение.

Он любил делать что-то. Для него взобраться на Заколдованную Скалу было весельем. А Ритин идеал развлечений — пойти на художественный фильм, где можно сидеть в кондиционированной темноте и пить дорогую минеральную воду.

Собирался ли он поменять свои развлечения на ее? Никогда. И он не был уверен, что хочет быть хоть в каком-то ответе за ее развлечения — почему она просто не может жить по-своему? Анни может, а ведь ей всего семь лет.

Петерсон, проходивший мимо открытой двери, заметил, как он стоит перед зеркалом.

— Эй, Франклин, все еще красавчик, а? Знаешь, надо ведь прихорошиться, если хочешь с кем-нибудь переспать. Ух ты, ну разве он не хорош?