Белая горячка. Delirium Tremens - [7]

– Будьте здоровы, сударыня, – вызывающе попрощался Мэн.

– Всего, Мэн. Приходите в себя. А насчет твоего выражения половых чувств, то через пару дней вас переведут в санаторное, так что отлупить меня никак не получится. Я здесь не для этого. – Она натянула перчатки и ушла из отделения и из жизни Мэна. Так ему казалось.

А потом был обход. Зав. отделением удивился довольно скорому приходу Мэна в более-менее приличное состояние, но, увидев заглянувшего в палату Витька, сообразил, в чем дело.

– Чифирнул? – спросил он.

Мэн сделал удивительно непонимающие глаза. Настолько удивительные, что ни один психиатр им бы не поверил. Как не поверил и Зав. отделением:

– Сейчас вы скажете, что понятия не имеете, в чем дело? – спросил он ласково.

– Совершенно верно! – с ужасающей искренностью ответил Мэн.

– Как я вас понимаю, – широко улыбнулся Зав. отделением.

И оба взглянули друг на друга с понимающими улыбками. Так же улыбнулись и другие врачи. Вся ситуация прошла в обстановке всеобщего, мы бы даже сказали, всемирного понимания.

– Ну, полежим у нас еще сутки, – сказал Зав, – а там посмотрим, – и перешел к лежащему рядом Психу с открытыми в никуда глазами.

– Так, – сказал Зав, – как мы себя чувствуем?

– Домой хочу, – впервые открыл рот Псих.

– Ну, конечно же, домой. Немного подлечимся и сразу – домой.

Мэн посмотрел на Зава, а тот – на него. И Мэн понял, что дом этому Психу не светит. И что этот дежурный диалог происходит уже давно, и что оба приняли этот ритуал, что это помогает продержаться Психу на поверхности Бытия и не окунуться в беспросветную мглу индивидуального бессознательного. Псих закрыл глаза и успокоился.

Зав посмотрел на Мэна и показал пальцем сначала на Психа, а потом – на Мэна и цокнул языком. Других он обошел как-то спокойно. Какому-то дергающемуся старику он сделал какое-то назначение, от которого тот заплакал.

– А где Марк Твен? – спросил он.

Мэн как-то сразу сообразил, о ком идет речь, пошел в туалет, сдернул с унитаза Психа, читающего обложку «Тома Сойера», и приволок его в палату.

Зав встретил его радостно.

– Читаем? – спросил он.

– Читаем, – ответил Псих с обложкой. – Вот уже в две тысячи шестьсот двенадцатый раз читаю и все никак не могу понять, в чем тут суть. В чем, собственно, заключена сущность этого явления под названием «Приключения Тома Сойера и Геккельбери Финна».

– Это мы понять можем, что не можем понять, – согласился Зав. – Потому что, когда поймем, нам на этом свете делать уже нечего. Как и на том. Так что читай. Читай, голубок. У нас в библиотеке еще много обложек, – сказал он, что до крайности удивило Мэна.

– А куда делись книжные внутренности? – спросил он.

– Интересный вопрос… Давайте применим дискурсивное мышление. Я надеюсь, что вам знакомо это словосочетание?

Мэн кивнул.

– Так вот. Вы по-большому сегодня ходили?

Мэн оглядел присутствовавших при беседе врачей и пожилых медсестер, понял, что стесняться некого, и утвердительно опустил голову.

– А, извините за выражение, жопу чем подтирали?

Мэн вспомнил.

У меня в Москве купола горят,

У меня в Москве колокола звенят.

И гробницы в ряд у меня стоят,

В них царицы спят и цари…

И чуть не завопил от стыда.

– Вот именно, – сказал Зав – Марина Ивановна. Видите ли, Мэн, в нашем отделении туалетной бумаги не положено. Да и газеты здесь никто не выписывает. Так что для выполнения своих самых низменных потребностей человек использует самые высшие свои достижения. Так бытие уничтожает сознание. И когда-нибудь совсем его уничтожит. Все дело в финансировании, – грустно подытожил он, и вся медицинская кодла двинулась к выходу из палаты. Выходя, Зав достал из кармана пачку «Кэмэла» и вышел окончательно.

Мэн лежал на спине и думал о… чифирнуть бы… Вот о чем он думал. Нельзя сказать, что до дурдома он ничего не знал о чифире. И не только знал, но и имел с ним дело. Более того, в далекой юности-молодости чифирь, можно сказать с некоторой натяжкой, спас ему жизнь…

Флэшбэк

В 62-м году двадцатидвухлетний Мэн, старший геолог Итурупской геолого-съемочной партии с окладом старшего техника-геолога, вез на Итуруп десять рабочих на теплоходе «Советский Союз». Это был первый рейс в летней навигации. Поэтому в твиндеке (это что-то вроде плацкартного вагона, расположенного в нижней палубе теплохода, рассчитанного на 900 человек) было всего одиннадцать человек. Мэн и десять рабочих. Вообще-то их должно было быть одиннадцать, но накануне каждому был выдан аванс в сумме двадцати рублей на рыло. Будущие рабочие, которых на Сахалине именовали богодулами, эти деньги пропили и в результате пропоя убили одного из себя, в результате чего их осталось десять. И эти десять состояли в состоянии жуткого похмелья. И им хотелось опохмелиться. Смертельно хотелось. Это состояние Мэн узнал много позже. И они стали просить у Мэна деньги, чтобы опохмелиться. А Мэн не давал. Хотя в полевой сумке у него и было шестнадцать тысяч рублей на устройство базы всей партии, наем лошадей и прочее. Не то чтобы он жалел какой-то сотни, нет, просто он знал, что потом потребуется еще сотня, а потом кто-нибудь кого-нибудь убьет, а народу у него и так было мало. Поэтому он денег не дал. Тогда рабочие, находившиеся в двух других отсеках, стали рассуждать о вечном противостоянии рабочего человека и о том, во что это противостояние выливается. Причем рассуждали они не абстрактно, что было им не свойственно, а на конкретных примерах.