Белая гардения - [160]

Еще мы пережили тяжкую утрату. Однажды, зайдя в гости к Розалине и Бетти, я увидела, что жизнерадостная и энергичная Бетти вдруг ужасно осунулась. Плечи ее поникли, кожа свисала, как не подходящее по размеру платье.

— Она такая вялая уже пару недель, — шепнула мне на ухо Розалина.

Я заставила Бетти обратиться к своему врачу. Тот отослал ее к другому специалисту, который попросил прийти через неделю за результатами исследования анализов. Пока Бетти была на приеме у врача, я сидела в коридоре и листала журналы, не сомневаясь в том, что сейчас дверь в кабинет откроется, выйдет врач и скажет, что Бетти нужно принимать какие-нибудь витамины или сменить диету. К хмурому выражению лица и сухому голосу, каким он назвал мое имя, я была не готова. Когда я вошла в кабинет, Бетти сидела на стуле, сжимая в руках сумочку. Я посмотрела на врача и с замиранием сердца выслушала вынесенный им вердикт: не подлежащий операции рак.

Мы ухаживали за Бетти, пока могли. И меня, и Ирину очень волновало, как Розалина воспримет болезнь подруги, но она оказалась сильнее всех нас. Пока мы с Ириной по очереди плакали, она играла с Бетти в карты и готовила ее любимые блюда. По вечерам они ходили на пляж, а когда Бетти уже не могла стоять без палочки, садились на скамейку перед дверью и часами разговаривали. Однажды вечером, когда я возилась в кухне, до меня донеслись слова Бетти:

— Я вернусь в этот мир ребенком Ирины, если она решит завести еще одного. Запомни, самый вредный ребенок, который у нее будет, — это я.

Когда Бетти стало совсем плохо и она не могла больше оставаться дома, угасание пошло еще быстрее. Глядя на лежащую на больничной койке женщину, я вдруг заметила, какой маленькой она стала. Я даже решила проверить, не ошиблась ли я, и рукой измерила расстояние от ее ступней до изголовья. Оказалось, что со дня поступления в больницу Бетти усохла на три дюйма. Когда я закончила измерение, она повернулась ко мне и сказала:

— Когда я встречусь с твоей матерью, я расскажу ей, каким замечательным человеком ты стала.

Потом, в один из сентябрьских вечеров, когда у Бетти дежурила Розалина, нам всем позвонили и попросили приехать в больницу. Состояние Бетти ухудшилось. Едва ли она была в сознании и понимала, что вокруг нее происходит. Щеки у нее впали, а глаза так побелели, что стали похожи на два лунных диска. Ближе к утру начала бледнеть и Розалина. К нам зашла медсестра.

— Скорее всего, она протянет до полудня, не более того, — тихо произнесла она и взяла Розалину за плечо. — Вам нужно поесть и полежать.

Ирина встала. Она понимала, что, если Розалина не отдохнет, у нее не хватит сил встретиться с тем, что нас ожидало. Виталий с Иваном ушли с женщинами, а я осталась дежурить.

Рот Бетти был раскрыт, и ее неровное дыхание, сопровождаемое гудением кондиционера, было единственным звуком в палате. Ее глаза изредка поблескивали, как будто она мечтала о чем-то. Я протянула руку к ее щеке и вспомнила, какой я увидела ее в первый раз. Она стояла на балконе дома на Поттс-пойнт с сигаретой в мундштуке и невообразимой прической на голове. Трудно было поверить, что передо мной сейчас лежала та же самая женщина. Мне пришло в голову, что, если бы нас с матерью не разлучили, когда-нибудь я бы точно так прощалась с ней.

И тогда я поняла: каждая секунда, проведенная в обществе кого-либо из дорогих тебе людей, бесценна, ее нельзя забывать.

Я наклонилась и прошептала:

— Я тебя люблю, Бетти. Спасибо за то, что все это время ты заботилась обо мне.

Пальцы дрогнули у нее на руке, она моргнула. Мне хочется верить, что, останься у нее хоть немного сил, она коснулась бы своих волос и стрельнула глазами в сторону. В последний раз.

На следующий день после смерти Бетти мы с Ириной пришли в дом на Бонди-Бич, чтобы забрать оттуда вещи Розалины. Сама она была слишком подавлена, чтобы возвращаться туда, поэтому осталась у Ирины и Виталия. Мы остановились в дверях одной из спален, где Бетти воссоздала комнату сыновей из дома на Поттс-пойнт. Здесь не было ни пылинки, все стояло на своих местах, и я подумала, что, наверное, Розалина убирала здесь, пока Бетти болела.

— Что нам делать с этой комнатой? — спросила я у Ирины.

Ирина, глубоко задумавшись, села на одну из кроватей.

— Нам нужно сохранить их фотографии, — через какое-то время вымолвила она. — Они же члены семьи. Но остальное можно будет отдать на благотворительность. Ни Бетти, ни ее сыновьям уже ничего здесь не нужно.

На похороны, вопреки всем русским и австралийским традициям, Розалина надела белое платье и на отворот приколола маленький букетик красных гибискусов. После поминок она выпустила в небо несколько ярких разноцветных воздушных шариков.

— Это тебе, Бетти! — закричала она им вслед. — Без тебя здесь так одиноко!

Не могу сказать наверняка, верю я в реинкарнацию или нет, но у меня никогда не вызывало сомнения, что Бетти могла заново появиться на свет в самый разгар движения «детей цветов».

Через год, после того как мы переехали в новый дом, случилось первое чудо. Я забеременела. Когда Иван узнал об этом, его радости не было предела, он буквально помолодел лет на двадцать. Он бегал по дому вприпрыжку, улыбался и, перед тем как лечь спать, гладил меня по животу и говорил: