Белая бабочка - [30]

Нижняя остродонная часть сосуда уже была реставрирована. Наметанным глазом Шелех выбирал черепок, прикладывал его к сосуду и, убедившись, что это нужный, клеем смазывал его рваные края.

Установив на место несколько черепков, отходил в сторону и, теребя бородку, прищурясь, проверял, не нарушена ли форма сосуда. В эти минуты, в своей синей рабочей блузе со следами глины и клея, он походил на скульптора.

Едва сосуд был доведен до половины, работа застопорилась. Черепки будто сговорились, и ни один не хотел становиться на свое место.

— Фу ты! — Остап Петрович чертыхнулся!

Оксана, работавшая рядом за чертежным станком, подняла голову. Встретившись с ней взглядом, Шелех спросил:

— Оксана Васильевна, а вы почему грустная?.. Даже не поете.

— Устала, Остап Петрович, замучилась с расчисткой мозаики.

— И у меня что-то сегодня не клеится. — Шелех держал в руке кисть с клеем и черепок, который безуспешно пробовал приладить. Отойдя на несколько шагов, он снова посмотрел на сосуд и с ноткой философичности произнес: — Амфору еще как-нибудь склеишь... С человеком хуже... Ему жизнь не вернешь. — И после короткой паузы добавил: — Помните того, что в склепе задавило?

— По сей день не слыхать, кто он? — отозвалась Оксана.

— И зачем он попал в склеп? — в тон Оксане проговорил Шелех.

— Кстати, Остап Петрович, чтобы не забыть: дайте, пожалуйста, планы могильника. Сергей Иванович просил сделать уменьшенные копии.

— Для отчета?

— Для книги.

— Будет новое издание?

— Да, Сергей Иванович в Москве договорился.

Шелех достал из кармана связку ключей на металлическом кольце и, отделив один, передал Оксане. Сокол подошла к шкафу, выбрала рулон и вернула ключи.

Оба продолжали работать.

В камеральной душно. Остап Петрович открыл третье окно, но это не помогло. И за окном не было прохлады.

Приклеенный черепок пришлось оторвать — он искривил тулово амфоры.

— Нет, сегодня у меня ничего не получается! — с досадой произнес Шелех. — И дышать нечем. Не к грозе ли? Пойду отдыхать.

Оставшись одна, Оксана развернула на столе план урочища Ста могил. Лампу, свисавшую на блоке, она опустила так низко, что чувствовала на лице теплоту раскаленных нитей.

С тех пор как у Сокол побывал капитан милиции, она мысленно нет-нет да возвращалась к происшествию в склепе.

«При чем здесь мой чертеж некрополя? Какое он может иметь отношение ко всей этой истории?» — невольно думала Оксана. И как-то само собой сегодня родилось желание заглянуть в знакомый чертеж, тем более что вернувшийся из Москвы Сергей Иванович действительно поручил ей сделать копии...

Уже был поздний вечер, когда Оксана с рулоном под мышкой пришла к себе домой.

Ее маленькая комнатушка имела походный, но уютный вид. Столик, два стула, этажерка, на верхней полке — фотографии Романа. Узкая железная койка застлана пикейным одеялом. На стенке висели укрытые простыней платья на плечиках. В углу топорщился серо-зеленый брезентовый плащ, и под ним блестели резиновые сапоги.

Оксана так была занята своими мыслями, что даже позабыла сменить воду в стеклянной банке, где стояли полевые цветы. Обычно она это делала, как только возвращалась с работы.

Сейчас, едва переступив порог и переодевшись, она склонилась над принесенным чертежом. Два его верхних угла она закрепила книгой и небольшим камнем, на два нижних оперлась руками. Чем дольше Сокол всматривалась в чертеж, тем большее смятение овладевало ею.

Достав из походной сумки лупу, Оксана снова рассматривала надпись на плане. Она медленно водила стеклом, и от буквы к букве передвигалось светлое пятнышко. Отложив лупу, Оксана зашагала по комнате. Четыре шага вперед, четыре назад. Сокол снова подошла к столу и, взяв лист ватмана, рассматривала чертеж на свет электрической лампы. Потом, усталая, легла на койку, заложив руки за голову.

Перед ней, сменяя друг друга, возникали картины недавних событий — случай в склепе, незнакомое лицо убитого, приезд капитана, фотокопия чертежа, которую он ей показал...

На лице Оксаны отразилось мучительное раздумье. Она пыталась восстановить в памяти, как все было с самого начала.

Откапывают убитого... Ведрами носят по дромосу глину... Наверху уже вырос небольшой холмик... И вдруг Оксана вздрогнула. Словно поднявшись с самого дна памяти, всплыло лицо Шелеха. Остап Петрович несет ведро. Из глины торчит кусок толстой палки, он царапает ему руку. И у выхода из склепа Шелех отбрасывает его в сторону.

От всего передуманного в этот вечер у Оксаны разболелась голова. Она растирала виски в надежде отогнать боль. Но ни боль, ни беспокойные мысли не уходили.

Оксана повернулась, пытаясь уснуть. Ее взгляд остановился на фотокопии декрета Пилура, которая висит у нее на стене. На уровне глаз Оксаны оказалась высеченная на камне длинная строка:

«Я буду служить народу и никогда не утаю ничего, что может угрожать его благоденствию».

Уснуть Оксане не удалось. За окном сверкнула молния, и тотчас раздался сильный раскат грома. В комнату ворвался ветер. Чертеж упал на пол и свернулся в трубку. Оксана быстро вскочила и выглянула в окно. В один момент набежала штормовая непогода. Стояла такая темень, будто черное небо слилось с морем. Только далекий прожектор чертил свой огненный круг по закипающей воде.