Бегущий в лабиринте - [6]

Чак пожал плечами.

— Да что хорошего я могу тебе сказать... Я ведь по-прежнему новичок. Но мы могли бы стать друзьями...

— Мне не нужны друзья, — оборвал его Томас.

Он потянулся к безобразной, выгоревшей на солнце деревянной двери, потянул, открыл её и увидел нескольких ребят, со стоическими физиономиями сгрудившихся у подножия кривобокой лестницы, ступени и перила которой торчали наперекосяк во все стороны. Стены прихожей и коридора покрывали тёмные обои, кое-где отклеившиеся. Единственным украшением служила пыльная ваза на трёхногом столе и чёрно-белая фотография пожилой женщины, одетой в старомодное белое платье. Всё это напомнило Томасу фильм ужасов про дом с привидениями. Даже дыры в полу имелись для полноты картины.

В помещении пахло пылью и плесенью — в противоположность приятным запахам снаружи. На потолке светились, помаргивая, лампы дневного света. Он пока ещё толком не задумывался об этом, но в мозгу у него мелькнула мысль: откуда в таком месте, как Приют, берётся электричество? Он всмотрелся в лицо старой женщины на фотографии. Она здесь жила? Заботилась об этих детях?

— Эй, гля, а вот и наш Чайник! — воскликнул один из ребят. Вздрогнув, Томас узнал его: это был тот самый черноволосый парень, который тогда, у лифта, уставился на него со смертельной ненавистью во взгляде. На вид ему было около пятнадцати, долговязый и тощий, нос, размером с добрый кулак, по форме напоминал мятую картофелину. — Этот шенк, наверно, наплюкал в штаны, когда услышал, как старина Бенни вопит, как недорезанная девчонка. Новую пелёночку подложить, образина?

— Моё имя Томас. — Надо держаться подальше от этого недоумка. Не добавив больше ни слова, он направился к лестнице — просто потому, что больше некуда было, и что ещё говорить, он тоже не знал. Но задира заступил ему дорогу, подняв вверх руку.

— Не так быстро, салага. — Он ткнул большим пальцем в направлении верхнего этажа. — Новичкам не разрешается видеть тех, кто... кого взяли. Ньют и Алби не позволят.

— Ты о чём толкуешь? — спросил Томас, стараясь, чтобы голос не выдал владеющего им страха. Что имел в виду этот парень под словом «взяли»? — Я не представляю даже, где нахожусь. Всё, чего прошу — немного помощи.

— Слушай меня, Чайник. — Парень скорчил гримасу, скрестил руки на груди. — Я тебя раньше где-то видел. Какая-то лажа с твоим появлением тут, и уж будьте покойны — я узнаю, в чём фишка.

Томаса обдало волной жара.

— Я тебя никогда в жизни не видел. Понятия не имею, что ты за фрукт, и мне глубоко наплевать! — огрызнулся он. Действительно, откуда ему знать этого парня? И каким образом этот недоумок мог помнить его, Томаса?

Задира издал полусмешок-полухрюканье. Затем его лицо посерьёзнело, брови съехались на переносице.

— Я... видел тебя, шенк. Не каждый здесь может похвастать тем, что его ужалили. — Он указал на лестницу вверх. — А я — могу. Я-то знаю, что сейчас приходится испытывать старине Бенни, этому нюне. Я через то же самое прошёл. И во время Превращения я видел тебя.

Он протянул руку и уперся пальцем в грудь Томаса.

— И спорю на твою первую жратву у Котелка, что Бенни скажет, что тоже видел тебя.

Томас упорно смотрел ему в глаза, но ничего не отвечал. В нём снова нарастала паника. Час от часу не легче!

— Да ты, кажись, при одном слове «гривер» штаны намочил! — ощерился его противник. — Напугался, бедненький? Боишься, чтобы тебя не ужалили, а?

Опять то же слово — «ужалили». Томас постарался о нём не думать и указал на верх лестницы, откуда доносились крики больного мальчика, от которых сотрясалось всё здание:

— Если Ньют там, то мне бы хотелось с ним поговорить.

Мальчишка молча смотрел на него несколько секунд, потом потряс головой:

— Знаешь что? Ты прав, Томми — не надо бы мне так с новичками. Поднимайся наверх, думаю, Алби и Ньют тебя впустят. Серьёзно, давай. Ты, того, прости меня.

Он легонько стукнул Томаса по плечу, отступил и кивнул в сторону лестницы. Но Томас был уверен — это всё неспроста, парень что-то задумал. Пусть у него и провалы в памяти, но он совсем не дурак.

— Как тебя зовут? — спросил Томас, приостанавливаясь — он никак не мог решить, идти ему наверх или нет.

— Гэлли. И не позволяй никому надуть себя. Здесь я вожак, настоящий, не то, что те два сосунка там, наверху. Я. Можешь звать меня капитан Гэлли, если хочешь. — Впервые за всё время он улыбнулся: зубы его красотой не уступали носу. Во рту чернело две или три дырки, а цвет ни одного из уцелевших зубов и отдалённо не напоминал белый. Зловонное дыхание обдало Томаса, и его едва не стошнило. Что-то оно ему напомнило, вот только что?

— О-кей, — сказал он. Его настолько воротило от этого парня, что хотелось попросту залепить ему в морду. — Есть, капитан Гэлли! — И глумливо отдал честь. В крови вскипел адреналин — Томас знал, что переступил некую черту.

В толпе раздались смешки. Гэлли дико оглянулся вокруг, лицо его запылало. Он опять уставился на Томаса, с ненавистью сведя брови и наморщив свой уродливый нос.

— Давай вали наверх, — сказал он. — И держись от меня подальше, отрыжка вонючая. — И он снова ткнул пальцем в сторону лестницы, не отрывая, однако, глаз от Томаса.