Бегущие сквозь грозу - [2]

Черт!

Опять.

По позвоночнику прошел электрический разряд, тело выгнулась дугой, надо мной навис потолок кухни - весь в пятнах и прилипшем дерьме. Я сцепила зубы, изо всех сил сдерживаясь (ну почему это всегда происходит на кухне?)...

Два шага до сортира через вечность.

Рот наполнился кровью, зубы разомкнулись...

Стены оплыли подобно догорающей свече.

Мама... Мама!!!

Черно-бордовый фонтан, наполненный ошметками боли, вырываясь из горла, хлынул прямо в загаженный потолок. Организм отвергал отходы чужеродной жизнедеятельности вместе с остатками самого себя. Вонючая жидкость забрызгала все вокруг...

- Сдохни, тварь... Сдохни!.. - выла я, кашляя, размазывая дерьмо и слезы по лицу...

Прошло полчаса.

Я стояла перед зеркалом и совершенно равнодушно рассматривала черные распухшие губы, будто приклеенные к бледному лицу.

Сдохни, чудовище!

Легкий сумрак ревниво скрывал все грехи улицы. Грязь, отбросы, бандитские рожи смягчались расплавленной на свету темнотой; мусор можно было принять за древние артефакты, а отморозков - за таинственных романтичных незнакомцев, спешащих навстречу приключениям, не обремененных слащавым хэппи-эндом. Я, совершенно не стесняясь, демонстрировала каждому желающему газовый пистолет, наставляя его на всякую подозрительную тень. е ахти какое оружие, конечно, против "инквизиции", если таковые встретятся на пути, не поможет, но всякую мелкую шваль можно отпугивать.

Парень, идущий навстречу, резко шарахнулся в сторону, и над моей головой раздался убийственный треск.

- Мать твою, придурок! Ты что, охренел совсем?

Белое, как мел, черногубое лицо, буквально сливалось с ободранной стенкой дома. Заразный вытянул оружие на дрожащих руках и промялил:

- Калашников...

- Пшел к черту! Ты меня чуть не убил...

Тощее тело начало содрогаться, Калашников выпал у бедолаги из рук. Парень с силой зажал рот ладонью.

Я поспешила убраться, подобное шоу можно устроить самой себе в любой момент; за спиной раздался слабеющий голос:

- Убей... убей... ыыыыыы... бюээээээххх...

Страдалец. Я бы прикончила тебя, но мне не хватит духу, к тому же понятия не имею, как обращаться с автоматом, даже газовый для меня слишком хитроумное оружие.

Я бежала сквозь когда-то наполненные жизнью, а теперь принадлежащие царству теней, улицы. Транспорт не ходил, да и опасно на нем теперь ездить. Дома мелькали в сумасшедшем калейдоскопе, меняющемся в такт ударам сердца. Эпидемия выкосила добрую половину города, а другая половина торопливо шила саваны, заблевывая их вонючей склизкой жидкостью и постепенно превращаясь в желтоватые, пронизанные кровеносными сосудами, скользкие коконы. о самое ужасное было впереди - ведь еще ни один человек на Земле не знал, что будет, когда коконы лопнут. Город постоянно прочесывали те, кто остался незараженным, "чистильщики", отыскивали мерзость и безжалостно сжигали ее, не обращая внимания на вопли некоторых гуманистов, утверждающих, что в таком случае погибают еще живые люди. Я сама попрошу Эдика, чтобы он сжег меня, когда настанет время. Я не верю, что из этих отвратных яиц вылупится что-нибудь доброе и прекрасное. Лучше небытие, чем такая инкарнация.

Передо мной вырос десятиэтажный дом. Знак "нашего "места". а его торцевой белоснежной стене некий гигант мысли черной краской написал: "Ab ovo. ХУЙ". И все это на высоте пяти этажей. В душе я целиком соглашалась с непонятым гением, но отцы города, покинувшие своих детей сразу, как только протянулись липкие щупальца эпидемии, не вдохновились подобным дизайнерским новшеством, и автор сего творения сидел в кутузке до тех пор, пока не закуклился.

Толкнув маленькую дверцу, я нырнула в полутьму известного мне с незапамятных времен заведения.

Помещение, бывшее когда-то уютным баром, представляло собой поле брани: разбитые лампочки, перевернутые столики и стулья, правда осколки стекла поблескивали в углу аккуратной кучкой. епонятно каким образом, на стене сохранилась новогодняя мишура, придававшая общей картине особенно тоскливый вид. За целыми столиками сидели три посетителя - мужчина и две женщины, все, как один, заразные. Стойка, за которой находился бармен в бронежилете, каске и респираторе, была наполовину разломана. Бармен выразительно положил перед собой пистолет, но, узнав меня, глухо поприветствовал.

- Ждрафстфуй, Hаташа!

- Привет! Ты чего это намордник напялил?

Доподлинно известно, что зараза не передается по воздуху, через прикосновение и половым путем, она появляется даже у того, кто сидит в полном одиночестве в барокамере или замуровался под землей, и только в нашем городе. Однако перестраховщики есть везде.

- Берефоного бох берефот! - ответил бармен, коего звали Андреем; его слова терялись в недрах респиратора.

- Странно, ты еще работаешь...

- Мне хорофо платят.

- А...

Интересно, кто ему платит? По-моему, Мамона из всех богов самый живучий, его не задушит никакая эпидемия, никакая катастрофа, этот идол будет жить, словно таракан, и после падения цивилизаций.

Я села за один из выживших столиков, ничего не заказав, так как мне уж точно никто не платит, чтобы разоряться на выпивку. Дверь скрипнула, и Эдик осветил бар своей медной обесцвеченной шевелюрой. Мой бывший любовник воплощал в себе истинное спокойствие Будды; с достоинством поднес он свое грузное тело к столику, небрежно кивнув мне, протянул пухлую ладонь по нашему старому обычаю. Я подала ему руку, а он сжал пальцы так, что заставил меня вскрикнуть.