Бегущая от любви - [2]

Как объяснить этот кошмар матери? Пилар Виэйра буквально считала дни до свадьбы сына.

Бесконечные болезни приковали ее к постели, застарелый неизлечимый артрит превращал каждое движение в пытку. Измученная невыносимыми болями, Пилар почти желала смерти. Единственное, что удерживало ее по эту сторону могилы, – надежда увидеть сына счастливым новобрачным, обрести в невестке любящую дочь, может быть, дожить до рождения внука или внучки и покачать на коленях отпрыска семьи Виэйра...

До сих пор Карлос не решался себе в этом признаться, но ему нужна жена. И нужна срочно.

Воспоминания о прекрасном теле и обольстительном медовом голосе Лотты заставили Карлоса снова сжать руки в кулаки. Нет, никогда, никогда он ее не простит! Ни ради себя, ни даже ради обожаемой матери. Лотта, женщина, которую он любил безумно, безоглядно, на поверку оказалась грязной развратницей. Где же были его проницательность, умение разбираться в людях? Он верил, что знает свою невесту как самого себя, – а на деле выяснилось, что ровно ничего о ней не знал. С тем же успехом можно сделать предложение первой встречной. Просто подойти на улице к первой попавшейся женщине и...

Горько усмехнувшись этой безумной мысли, Карлос рухнул на заднее сиденье лимузина и налил себе большую порцию виски.

Погруженная в тягостные воспоминания, Кэрри не осознавала, что подходит к перекрестку. Невидяще глядя перед собой и механически толкая коляску, она не замечала ни проносящихся мимо машин, ни того, что приближается к краю тротуара.

Вдруг коляска угрожающе накренилась; два передних колеса, соскользнув с бортика тротуара, повисли в воздухе. В тот же миг раздался отчаянный гудок и пронзительный визг шин по асфальту. Вылетев из-за угла, прямо на коляску с малышом стремительно надвигался огромный серебристый автомобиль. 3а ту долю секунды, что оставалась в ее распоряжении, Кэрри успела изо всех сил оттолкнуть коляску обратно на тротуар, в безопасное место. Однако сама она, потеряв равновесие от толчка, рухнула навзничь. Глухой удар, резкая боль в затылке – и темнота...

– Мы ее сбили? – коротко спросил выскочивший из лимузина Карлос.

– Нет!

Дженнаро – когда нужно, он умел двигаться со скоростью света – уже добежал до коляски и оттащил ее в безопасное место, подальше от проезжей части.

– Я ее не сбивал... я заметил ее и затормозил... она сама упала... сумасшедшая какая-то, выскочила на дорогу не глядя, с ребенком... – бормотал шофер, с ужасом взирая на недвижное тело, распростертое на дороге в ярком свете фар.

– Вызывайте «скорую помощь». Из нашей больницы – это быстрее, – коротко приказал Карлос.

Склонившись над женщиной, он взял ее за руку, нащупал пульс – и с облегчением перевел дух. Рука ее была пугающе холодной, однако сердце билось спокойно и ровно.

– Жива...

Карлос сбросил пиджак и бережно укрыл пострадавшую.

– Боже мой! Да она же совсем ребенок! – приглядевшись, воскликнул он.

И на редкость красивый ребенок, добавил он про себя, рассматривая нежное личико, обрамленное медно-рыжими кудрями. Яркий, живой цвет их подчеркивал болезненную бледность исхудавшего лица.

– Но что она делала на улице с ребенком в такой час? Вы видели, что она сделала для малыша? Забыла о собственной жизни и думала только о том, чтобы спасти его...

– Должно быть, босс, она его мать, – заметил Дженнаро, который позвонил из машины в больницу. – Как ни печально, в наши дни дети частенько рожают детей.

Сам не понимая почему, Карлос не хотел в это верить. Правда, приглядевшись к пострадавшей, он понял, что ей не меньше семнадцати-восемнадцати лет: однако она казалась такой... невинной. Нетронутой. И еще – на руке у нее не было обручального кольца.

Дженнаро, наклонившись, поднял пиджак шефа.

– Что это ты делаешь? – поинтересовался Карлос.

– Босс, я принес из машины ваше пальто. Оно теплее. Ни к чему, чтобы вы подхватили воспаление легких.

Дженнаро пришлось повысить голос, чтобы перекричать вопли, доносящиеся из коляски: младенец проснулся от толчка и вопил во всю мощь своих здоровых восьмимесячных легких.

– Со мной все в порядке. Хотелось бы перенести ее в лимузин, но лучше не трогать бедняжку с места. Маноло, – обратился Карлос ко второму своему телохранителю, – ты человек семейный, успокой ребенка.

Взяв из рук Дженнаро пальто, Карлос бережно укрыл им молодую женщину поверх пиджака.

– Господи, она промерзла до костей!

С неимоверным трудом Кэрри приподняла разламывающуюся от боли голову.

– Долли!

Малышка отчаянно вопила, но мгновение спустя мать вздохнула с облегчением, поняв, что плач ребенка вызван не болью, а лишь недовольством и недоумением.

– Маленькая моя!

Карлос взглянул в огромные тревожные глаза женщины, синие, как небо в середине лета.

– С вашей малышкой все в порядке. Не двигайтесь. «Скорая» уже едет...

– Мне нельзя в больницу... у меня Долли... – пролепетала Кэрри, завороженная глубоким сильным голосом смуглого незнакомца – голосом, которому легкий акцент придавал какую-то особую певучесть.

Когда же мужчина присел и положил ей на плечо руку, не позволяя встать, у нее вдруг пересохло во рту. Расширенными глазами Кэрри следила, как незнакомец поворачивается к ней в профиль, открывая взору смелые, гордые линии высоких скул, орлиного носа и упрямого подбородка, и обращается к кому-то, кого она не видит: