Бегство от Франка - [103]

Я зашла в ресторан на углу и заказала пиццу и дешевого, но хорошего белого вина. Потом сняла шляпу и стала разглядывать себя в матовом темном окне. Незнакомая женщина с забинтованной головой.

— За тебя, Санне! За тебя, Франк! Любовь — скользкая змея, которая прячется в траве. Когда ей угрожают, она набрасывается и кусает. Только самые сильные способны победить ее яд. Природа жестока, Франк, ты сам знаешь. Выживают только сильнейшие. Ты не выжил. По неизвестной причине ты закончил свою жизнь в Дрёбакском проливе. А Фрида действовала у меня за спиной. Сейчас в Осло кто-нибудь зевает над моей рукописью и пытается понять, о чем, собственно, эта книга. Издательские работники на свой лад часто бывают вежливы.

— Санне, ты пустой ноутбук, — сказала я вслух и подняла бокал, не обращая внимания на то, что кто-нибудь может подумать, будто я не в своем уме.

Господи, как мне не хватало твердого диска с моим файлом! Не хватало рукописи. Не хватало Берлина. Не хватало Фриды, какой она была, пока у нее не началось помешательство. Не хватало Аннунген. И, главное, мне не хватало Франка. В то же время, к моему удивлению, мне не хватало Осло. Оказывается, тайна в том, что надо уметь быть безответственной. Надо избегать любых привязанностей и огорчений. Избегать людей. Потому что нельзя ждать, что они останутся с тобой навсегда.

Молодая женщина временно преподает начальный курс английского языка. Других преподавателей у директора школы просто нет. Но она справляется, хотя учила английский только в коммерческом училище. В тот день они спрягают глагол «to be». Потом спряжение будет ею надолго забыто. Она бежит за носилками по бесконечным коридорам больницы. Перед собой, как маску, она держит лицо девочки. Через несколько часов она теми же коридорами возвращается обратно. Маска по-прежнему с ней. Ей сделали укол, чтобы скелет удерживал ее в вертикальном положении. Она нормально переставляет ноги. Равновесие могло быть и лучше, но она хотя бы держится на ногах. Ей не сделали инъекции против маски, и она понимает, что теперь маска останется с нею навсегда. Человек, у которого нет лица, не знает и горя, это просто скрытый дефект.

Муж, его мать и коллега с работы приходят на похороны. У себя дома она сажает их за журнальный столик. Она готовит кофе и угощает их магазинным миндальным тортом, у торта привкус красителя. Но никто этого не замечает. Все очень внимательны к ней, немного плачут. Он тоже. Женщина ходит вокруг стола, что-то делает, движется. Она отвечает, если к ней обращаются. И все время спрягает про себя глагол «to be». Грамматические правила, как река, снова текут сквозь ее голову. Не произнося ни слова, она слышит собственный голос. Это единственный способ доказать, что она существует: «I am, you are, he/she/it is, we/you, they/are»[31].

Когда я открыла дверь квартиры, на кухонном столе звонил телефон. Значит, телефон Фрида не взяла. Я схватила его обеими руками и выдохнула: «Да-а».

— Это фрёкен Свеннсен? — спросил женский голос.

— Да…

— У вас найдется для меня несколько минут? Я мать Франка.

На полке над столом на самом краю стояла банка с кофе. Но я даже рукой не пошевелила, чтобы подвинуть ее на место. Я стояла и смотрела на нее, чтобы, если успею, предотвратить падение.

— Вы меня слышите, фрёкен Свеннсен?

— Да, конечно, — сказала я, с трудом переводя дыхание. Банка немного нервировала меня, но я не могла выпустить из рук телефон, чтобы наконец отодвинуть ее от края.

— Как вы понимаете, это были не совсем обычные дни. Пережить их было непросто.

— Мне очень жаль. Примите мои соболезнования.

— Пожалуйста, не произносите эти дурацкие слова. Я не люблю показного сочувствия. Ведь вы меня совсем не знаете.

— Прошу прощения!

— Это я должна просить у вас прощения. Намерения у вас были добрые. Я звоню вам потому, что Аннемур рассказала мне про вас. Про то, что вы были доброй подругой Франка и ее, и как заботились о ней в Испании.

— Мне было приятно…

— Ну, приятно или неприятно… Когда пастор звонит и рассказывает такие страсти, это не совсем приятно.

— Да, это было страшно.

— Но ближе к делу. Аннемур просила передать вам привет. Она сама тоже вам позвонит, но сейчас все ее время отдано полицейским, которые без конца приходят и уходят. Я хотела рассказать им, как все случилось, но им некогда слушать какую-то старуху. Что ж, это их дело!

— Что случилось? — удалось мне вставить в поток ее слов.

— К сожалению, он поступил точно, как его отец. Должна сказать, что такие вещи передаются по наследству. Правда, Франк был слишком любящим и умным мальчиком, чтобы подвергнуть своих близких испытанию, — он не мог позволить им найти себя, висящим на крюке под потолком. Франк всегда заботился о своих близких и делал для них все, что мог. Поэтому для него остался только океан. Я упрекаю себя за то, что уделяла ему слишком мало душевного внимания, когда его отец покончил с собой. В то время было не очень принято оказывать такое внимание. Кроме того, я была не совсем здорова. И не понимала, что такие вещи могут передаваться по наследству. Это я потом вычитала в одной книге. К детям, родители которых повесились под потолком, надо относиться особенно бережно. У них в психике может образоваться трещина. Неизвестно, что в таких случаях надо делать, бить или плакать. Что касается меня, я не делала ни того, ни другого, я просто поставила свою кровать под тот крюк. Но я понимаю, что на все нужно время. Теперь я передвинула кровать обратно в спальню. То страшное, что случилось с Франком, заставило меня взглянуть на все с другой стороны. Обычно он говорил, что я выбрала для покойного страшное наказание. Мне давно следовало прислушаться к его словам. И, если быть последовательной, я теперь должна была бы утопиться в Дрёбакском проливе, дабы напомнить своему сыну, что его поступок оправдать невозможно. Ни при каких обстоятельствах! — закончила она хриплым голосом.