Бегство от безопасности - [68]

Шрифт
Интервал

Хорошие парни выигрывают, плохие — проигрывают.

— Но ведь умирают все, то есть даже хорошие люди в конце концов проигрывают?

Если хорошие люди умирают, то попадают в рай и чувствуют себя счастливыми.

— Но рай нельзя увидеть, а если его нельзя увидеть, то он, получается, нереален. Твои слова!

Рай —это ложь, чтобы скрыть, что смерть — это проигрыш. Верь лжи.

Справедливость — когда умирает плохой человек, трагедия — когда хороший, смерть — конец жизни.

Ответов не существует. Мир непознаваем. Ничто важное не имеет смысла.

— Как все это может быть истинным?

Все истинно. Это реальность.

— Конечно.


Не прошло и десяти часов с момента моего появления на этой планете, как я уже обезоружен, ключ, добытый ценой тысячи моих предыдущих жизней, погребен под мертвой свинцовой толщей безопасности, заключающейся в том, что известно каждому: жизнь — это досадная случайность, длящаяся, пока нам не удастся ускользнуть и умереть.

Мысль глубоко в подсознании:

Ну и дурака же я свалял! Ну почему я снова решился стать Джо Глупой Башкой, что я могу получить от этого бесконечного гипнотизма иллюзий, от забывания того, что на самом деле истинно? Я вырасту, как и любой другой ребенок на этой планете, проглатывая все, что предложит мне мир, и вскоре будет поздно что-либо вспоминать.

Помню ли я сейчас?

Зачем я вообще здесь появился?

Битва закончена. Дитя спит.

Сорок два

— То, что ты знал до рождения, не потеряно.

Его голос был мягок, как бриз здесь, на вершине холма.

— Оно только скрывается в тебе до минуты испытания, когда приходит время вспомнить. Я почти уверен, что при желании ты найдешь какой-нибудь необычный и смешной способ обнаружить это снова.

Я сидел рядом с ним на камне, упершись подбородком в колени, и пытался проникнуть в суть произошедшей с ним перемены.

Я посмотрел ему в глаза и потом почти целую минуту, не говоря ни слова, удивляясь, как я мог знать так много, когда был им. Я был неглупым парнем, это точно, но мне еще нужно было многое узнать. Я не был так умен.

И тогда я наконец понял — улитка, завершившая долгий-долгий путь.

Дикки обернулся и, не мигая, посмотрел мне в глаза, прочитал мои мысли, и в уголке его губ ужасно медленно начала появляться крошечная улыбка.

— Позволь мне угадать, —сказал я ему. — Ты все время знал, правда? Ты хотел, чтобы я все вспомнил не для тебя, а для себя. Все эти месяцы, каждая минута, проведенная с тобой, была испытанием.

Он не подтвердил мою догадку, но и не отверг.

— Пай?

Через какое-то время он едва заметно кивнул.

— Дональд Шимода?

Еще один кивок, с непроницаемым видом.

— Чайка Джонатан?

Все та же крохотная улыбка, почти неподвижный кивок, глаза неотрывно сосредоточены на мне.

Внезапно меня обожгла одна мысль, и я не смог удержаться от вопроса.

— Дикки, это ведь не ты был и Шепардом с его дурацкой книгой?

Улыбка стала шире.

Я вцепился себе в волосы, не зная, смеяться мне или плакать.

— Боже, малыш! Ты понимаешь, что ты натворил? Это же обман!

Он явно наслаждался, спрятавшись за маской ребенка, которым я был когда-то.

— Как жизнь может обмануть того, у кого есть Инструменты? — спросил он.Как может жизнь предложить кому-нибудь тесты? Смысл в том, чтобы ты вспомнил\

Я должен был догадаться, подумал я. Когда я научусь ожидать не только то, что могу себе представить?

— Если ты хотел выяснить, что, как я думаю, я знаю, — сказал я, — почему тебе было просто не спросить?

Он насмешливо улыбнулся.

— И получить заполненную в трех копиях анкету — твои знания, прошедшие твою тщательную цензуру, чтобы мы, не дай Бог, не поняли тебя неправильно и не въехали в стену на скорости девяносто миль в час? Нам не нужна твоя осмотрительность, Ричард, нам нужна твоя правда! Нам не…

— НО ПОЧЕМУ? Я отнюдь не Чайка-Летящая-Быстрее-Мысли, не Спаситель мира, не многомерная форма альтернативного будущего, знающая все ответы на все когда-либо существовавшие вопросы! Почему я вам так нужен?

— Знаешь, в чем тайна, Ричард? Ты — не какой-нибудь изгнанник на заброшенную планету. Ты считаешь, что тебе не повезло встретиться с твоими другими жизнями и чему-нибудь у них научиться? Мы! Ты — это мы!

Он остановился, ища слова, которые были бы мне понятны.

— Ты ведь выбрал нас своими учителями? А мы выбрали тебя. Для тебя важно то, чему ты учишься? И для нас тоже. Ты умаешь, что мы приходим в твою жизнь потому, что ты нас любишь? Пойми, мы тоже тебя любим!

Я замер, вцепившись руками в камень. Почему так тяжело узнавать, что те, кого любим мы, в свою очередь, любят нас?

— Ты никогда не уходил, так? — спросил я наконец. — Ты изменял свое лицо, иногда становился невидимым, но все время ты был рядом. Включая и худшие времена: развод, банкротство, неудачи и смерть?

— Худшие в особенности.

Как я мог быть таким тупым? В тяжелейшие моменты моей жизни я всегда, всегда ощущал это тихое подбадривание: Есть причина, по которой ты выбрал то, что с тобой сейчас происходит. Держись, Ричард, пройди через это наилучшим образом, и в скором времени ты поймешь эту причину. Кто бы еще посмел сказать такое, кто бы посмел вмешаться, кроме наших собственных внутренних учителей, сохраняющих невозмутимость среди иллюзий?


Еще от автора Ричард Бах
Иллюзии

Трудно быть Богом... А легко ли быть Мессией в современном мире? Ричард Бах заставил миллионы читателей задуматься над этим, создав «Иллюзии». Когда живешь и думаешь лишь о хлебе насущном, рядом с тобой всегда может находиться такой же человек из плоти икрови, вот только взгляд его будет чересчур внимательным, а среди личных вещей найдется «Карманный справочник Мессии. Памятка для возвысившейся души», в котором будут ответы на все твои вопросы.


Карманный справочник Мессии

В «Иллюзиях» пользоваться этим Справочником Ричарда научил мессия Дональд Шимода.Потом «Справочник Мессии» пропал на долгие годы. И вот через двадцать лет он нашелся.Итак: Мысленно задайте волнующий вас вопрос, закройте глаза, раскройте книжку наугад, выберите правую или левую страницу, откройте глаза, прочитайте ответ.Это может сработать безотказно: страх утонет в улыбке, сомнения разбегутся прочь от неожиданного яркого прозрения. Но…


За пределами разума

Эта повесть Ричарда Баха — редкая и особенно драгоценная. За простой фабулой, при видимой бесхитростности изложения, чувствуется мудрость человека, рассказавшего эту историю.


Чайка по имени Джонатан Ливингстон

Американский писатель Ричард Бах по профессии летчик, служил в американской авиции с 1956 но 1962 год, но и потом не расстался с небом. Занявшись журналистикой, опубликовал множество статей, очерков и рассказов, посвященных общим и специальным проблемам авиации. О летчиках, самолетах, о небе рассказывали его первые книги «Чужой на земле» (1963), «Биплан» (1966), «Ничего случайного» (1969). Книги эти не были замечены широким читателем, так же как и публикация в 1970 году следующего произведения Баха – притчи «Чайка по имени Джонатан Ливингстон».


Мост через вечность

Эта книга Ричарда Баха тесно связана сюжетом с «Единственной», она о поиске Великой Любви и смысла жизни и встречи с Единственной.


Ничто не случайно

Эта книга Ричарда Баха – экскурс в его самые ранние произведения. Теплая и очень красивая книга, оставляющая у читателя ощущение пространства и страстное желание присоединиться к компании бродячих летчиков на собственном маленьком старинном самолетике с открытой всем ветрам кабиной. Тысяча случайностей и тысяча друзей приходят к нам, чтобы показать, как преодолевать препятствия, с которыми, на первый взгляд, слишком сложно справиться в одиночку… И покуда мы верим в свою мечту – ничто не случайно.


Рекомендуем почитать
Избранное

Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).


Молитвы об украденных

В сегодняшней Мексике женщин похищают на улице или уводят из дома под дулом пистолета. Они пропадают, возвращаясь с работы, учебы или вечеринки, по пути в магазин или в аптеку. Домой никто из них уже никогда не вернется. Все они молоды, привлекательны и бедны. «Молитвы об украденных» – это история горной мексиканской деревни, где девушки и женщины переодеваются в мальчиков и мужчин и прячутся в подземных убежищах, чтобы не стать добычей наркокартелей.


Рыбка по имени Ваня

«…Мужчина — испокон века кормилец, добытчик. На нём многопудовая тяжесть: семья, детишки пищат, есть просят. Жена пилит: „Где деньги, Дим? Шубу хочу!“. Мужчину безденежье приземляет, выхолащивает, озлобляет на весь белый свет. Опошляет, унижает, мельчит, обрезает крылья, лишает полёта. Напротив, женщину бедность и даже нищета окутывают флёром трогательности, загадки. Придают сексуальность, пикантность и шарм. Вообрази: старомодные ветхие одежды, окутывающая плечи какая-нибудь штопаная винтажная шаль. Круги под глазами, впалые щёки.


Три версии нас

Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.


Сука

«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!


Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.