Бегство на Венеру - [17]

Моя репутация распространилась мгновенно. Об этом я мог судить по взглядам, которые стража бросала на меня и на мой пистолет. Вскоре это распространилось и на рабов и я оказался в центре внимания. Кандару и Артолу то и дело приходилось рассказывать историю моих столкновений с Юроном и его мажордомом. Смех, охвативший рабов был таким громким, что подошли охранники и начали хлестать кнутами по ихним спинам. Когда охрана подошла к нам достаточно близко, я положил свою руку на рукоятку пистолета и нас не тронули.

Среди рабов был мипосанец по имени Плин, дружественно расположенный к нам. Хотя я не любил мипосанцев, но дружба с одним из них могла оказаться полезной. Поэтому я, не поощряя этих отношений, не отвергал его дружбы.

Он очень заинтересовался моим пистолетом и задавал множество вопросов по этому поводу. Он удивлялся, почему меня до сих пор не убили во сне, так как раб с таким оружием был очень опасен для любого хозяина. Я сказал ему, что Кандар, Артол и я дежурим по очереди каждую ночь, чтобы предотвратить это.

— И он действительно убьет любого, кто коснется его? — спросил он.

— Конечно, — ответил я.

Он покачал головой.

— Может быть, в остальном ты и прав, но я не верю, что можно умереть только от прикосновения к нему. Если бы это была правда, ты был бы мертв.

— Хочешь ли ты дотронуться до него и подтвердить свои слова? — спросил я.

— Конечно, — сказал он. — Я не боюсь этого. Дай мне его.

Я покачал головой.

— Нет, — сказал я, — я не могу позволить, чтобы мой друг убил себя.

Он ухмыльнулся.

— Ты очень остроумный человек, — сказал он.

Ну что ж, я также считал его очень умным человеком. Он был единственным мипосанцем, разгадавшим мою уловку. Я был рад, что он оказался моим другом и надеялся, что он оставит свои подозрения при себе.

Для того, чтобы сменить тему разговора, становившимся для меня безвкусным, я спросил у него, почему он попал в рабство.

— Я был воином у дворянина, — объяснял он, — и вот, однажды, он застал нас с одной из его жен. После этого он продал меня в рабство и я был куплен одним из агентов Тироса.

— И ты теперь до конца жизни будешь рабом? — спросил я.

— До тех пор, пока мне не удастся добиться расположения Тироса, — ответил он. — Тогда меня освободят и, возможно, возьмут на службу к Тиросу как воина.

— И ты считаешь, что это может произойти? — спросил я.

— У меня предчувствие, что это должно случиться очень скоро, — ответил он.

— Ты уже служишь какое-то время во дворце Тироса?

— Да.

— Тогда, может быть, ты расскажешь мне кое о чем?

— Буду рад, если смогу, — уверил он меня. — Что тебя интересует?

— Моя спутница, Дуари, была куплена агентом Тироса. Ты не видел ее? Не знаешь ли где она и как в каких условиях ее содержат?

— Я видел ее, — сказал Плин. — Она очень красивая и ее содержат в очень хороших условиях. Она служит принцессе Скабра, жене Тироса. Все это благодаря ее красоте.

— Я не понимаю.

— Видишь ли, у Тироса много жен, некоторые из которых были рабынями. Но все они некрасивы. Скабра следит за этим. Она очень ревнива и Тирос очень боится ее. Она позволяет ему иметь нескольких безобразных жен. Но как только появляется красивая женщина, как твоя спутница, она забирает ее к себе.

— Так она в безопасности?

— До тех пор, пока она служит Скабре, она в безопасности, — ответил он.

Жизнь в отделении для рабов короля Мипоса была скучной. Охрана посменно выводила нас на разные работы на территории вокруг дворца. Как правило, им было лень даже махать кнутами на тех, кто был беззащитен. Что касается Кандара, Артола и меня, то нас не трогали благодаря моему пистолету. А Плин, который мог получать деньги со стороны, добивался иммунитета и благосклонности с помощью подкупа. Он терся около меня, подхалимствовал и льстил. Я порядком устал от него.

Я посмеивался над нашим вынужденным бездельем, не сулившем никакой надежды на побег. Мне хотелось, чтобы мне давали больше работы, чтобы чем-то занять себя.

— Подожди, вот пошлют тебя на корабли, — сказал мне один из рабов, — там работы достаточтно.

Тянулись день за днем. Я тосковал по Дуари и по свободе. Я начал замышлять фантастические и совершенно невероятные планы бегства. Это стало моим наваждением. Я не обсуждал их с Кандаром и другими, так как к счастью я осознавал, насколько они были глупыми. И хорошо, что не обсуждал.

Однажды за мной пришли от Тироса. Тирос, великий король, послал за рабом! Все отделение гудело от возбуждения. Я догадывался почему был удостоен такой чести. Сплетни отделения рабов и охраны дошли до ушей Тироса и разожгли его любопытство к странному рабу, игнорировавшему и дворян и охрану.

Как известно, именно любопытство погубило кошку, но я опасался как бы в этом случае не получилось наоборот. Так или иначе это вызов должен был изменить монотонность моего существования и давал возможность увидеть Тироса Кровавого. Я смогу, наконец, попасть во дворец и попытаться освободить Дуари. Поэтому накануне я пытался узнать о нем побольше.

В сопровождении большого отряда воинов меня проводили во дворец короля Мипоса.

14

Мипосанцы не имеют или почти не имеют чувства прекрасного. Они, кажется, не видят уродливого. Их улицы кривые, дома кривые. Гармония проявляется лишь в обилии дисгармонии. Дворец Тироса не был исключением. Тронный зал был бесформенным и представлял собой многоугольное пространство, находящееся где-то в посередине дворца. В одних местах потолок был высотой в двадцать футов, а в других — не более четырех. Его поддерживали колонны разных размеров с неровными поверхностями. Их мог создать только пьяный сюрреалист, страдающий от шизофрении, что нельзя считать нормальным, так как сюрреалисты не всегда пьяны.