Беглянка - [41]

– Держитесь начеку, Маккензи. Оцеола находился совсем в другом месте, когда наш отряд заманили в ловушку, но это было сделано с его ведома. Раньше он сам расправился с Уайли Томпсоном. А еще индейцы сожгли несколько плантаций. Кто знает, когда придет ваш черед… Я слышал, что многие индейцы уважают вас, но кто может за них поручиться?

– Оцеола дал мне слово, – сказал Джаррет.

– Оцеола тоже не вечен, и его влияние не беспредельно.

– Что ж, дорогой Рэнсом, около ста человек на моей плантации умеют держать в руках оружие. Рядом земли Роберта Трита, а у него еще человек пятьдесят. И ружей у нас хватит. Да, я пользуюсь уважением у индейских племен, но они знают также, что «Симаррон» неплохо защищен.

– Дай Бог, чтобы все обошлось, – прошептал раненый.

Попрощавшись с ним, Джаррет вернулся к рассвету в таверну миссис Конолли, расположился в зале возле очага и, глядя на затухающие угли, размышлял о ближайших перспективах.

Неужели весь мир… весь его мир… летит к чертям?

Отчасти это уже случилось с Джарретом, когда он потерял любимую женщину, которая, связав с ним свою судьбу, внезапно и трагически погибла.

Теперь он женился на другой женщине. И если первая пошла на это добровольно – по любви, то Тару вынудила к этому ситуация. Она не могла избежать ловушки – последнее слово напомнило ему ужасную участь отряда майора Дейда. Бедняжка Тара до сих пор продолжает сопротивляться.

Из-за этого у них и не складываются отношения. Любое слово она встречает в штыки и постоянно отталкивает Джаррета, а он не хочет… терпеть этого. Ах, если бы она полностью доверяла ему… любила его, черт возьми!.. И была с ним до конца откровенна.

Но ведь и он с ней не откровенен. Более того, раздражен, насмешлив, неласков…

Кажется, Джаррет задремал, сидя, у огня.

Эту ночь, первую после возвращения в «Симаррон», Джаррет провел не с молодой, волнующей его женщиной, а один, в своем кабинете.

Проснулся он очень рано, позавтракал с Робертом и, когда тот уехал к себе, отправился, расстроенный, на конюшню. Крикнув Питеру, что помощь не нужна, Джаррет, не оседлав своего любимого чалого Шарлемана, вскочил на него. Его отец утверждал когда-то, что это и есть настоящая верховая езда.

Он мчался во весь опор навстречу ветру, надеясь избавиться от тревожных мыслей и все спокойно обдумать.

Джаррет проскакал по утрамбованной дороге через плантацию, через дальнее поле, за которым простирались его земли, пока еще не обработанные и не расчищенные. Здесь высились сосны и могучие дубы, под ногами, как пышный зеленый ковер, расстилался мох, журчали ручьи, сверкали на солнце яркие полевые цветы.

Эта земля прилегала к территории, закрепленной за индейцами-семинолами по соглашению 1821 года.

Конь Джаррета словно чуял, куда едет хозяин, и остановился в зарослях, на берегу глубокого ручья.

Спешившись, Джаррет ополоснул разгоряченное лицо холодной водой, утолил жажду и покачал головой, увидев в ручье свое отражение.

Он крепко зажмурился – только на мгновение, но это было очень опрометчиво.

Кто-то навалился на Джаррета сзади, увлекая его за собой в ледяную воду ручья.

Джаррета пронизало холодом. Сонливость как рукой сняло. Нащупав дно, он быстро обернулся, чтобы оказать нападавшему достойное сопротивление.

Тот занял выжидательную позицию, слегка согнув и расставив ноги, и смотрел в глаза Джаррету.

Иссиня-черные волосы и бронзовая кожа выдавали в нем индейца, но одет он был, как белый американец: высокие темные ботинки, темно-синие штаны, пестрая рубашка с широкими рукавами – мода, завезенная из Европы.

Однако на голове, повязанной алой лентой, торчали сзади два орлиных пера, а в ножнах из оленьей кожи, прикрепленных к голени, был длинный острый нож.

На темном лице стройного и мускулистого индейца выделялись светло-голубые глаза. Джаррет знал, что это Бегущий Медведь, индеец-семинол.

Усмехнувшись, индеец сделал внезапный выпад, и Джаррет рухнул на берег ручья. Нападение не было неожиданным, а потому Джаррет мгновенно вскочил – и через секунду Бегущий Медведь лежал на земле, пытаясь оттолкнуть навалившегося противника.

Борьба продолжалась с переменным успехом.

Наконец, вырвавшись из рук Джаррета, индеец отбежал футов на пять и застыл со своей неизменной улыбкой.

– Черт, а я думал, что на этот раз одержу верх! – Бегущий Медведь говорил по-английски свободно, но с легким акцентом.

Джаррет лениво потянулся и глубоко вздохнул.

– Это тебе почти удалось, братец. – Он поднялся на ноги.

Они дружески обнялись.

– Будь я проклят, если не рад тебя видеть! – воскликнул Джаррет.

– С возвращением домой, брат, – отозвался индеец и серьезно добавил: – Кто бы подумал, что дела примут такой оборот?

Бегущий Медведь, единокровный брат Джаррета, получил при рождении фамилию их отца – Маккензи, а имя – Джеймс. Живя среди индейцев, он сохранил свое европейское имя и добавил его к индейскому, родовому, ибо любил и чтил своего белого отца, Шона Маккензи.

– Они часто принимают такой оборот, – ответил Джаррет. – Просто мы с тобой слепы, брат, и не можем видеть этого. Стараемся не видеть… Скажи мне, когда мы встречались последний раз, ты знал о намерениях Оцеолы?