Беглецы в Бесконечность - [10]

— К борющемуся Вьетнаму?-

поинтересовался Слави у подруги. Та мужественно кивнула — куда же еще, по прайсам и хавка, суровый капитализм, ни чего не поделаешь, не совершать же революцию, когда жрать хочется…

Пройдя узким коридором с ярко-освещенными витринами, за которыми выставляли свои молодые и не очень разноцветные тела проститутки, они вышли на Зийдс-Воорбургвал, расположившийся по обоим берегам канала. Сновали многочисленные туристы в синеве приближающегося вечера, и дилеры, стоял хохот и разноплеменная речь, гремели все музыкальные стили за последние сто, а то и больше лет, через горбатый мостик — "Только для пешеходов!", яркой вывеской светился на том берегу оплот байкеров и их собственный тату салон, с которым у Слави были связаны весьма болезненные воспоминания… Нет, его там не поколотили свирепые рыцари двухколесных коней, собирающиеся по вечерам в собственном кофе-шопе, Слави там просто замастырил себе тату за сорок гульденов на правом предплечье — знак мира, пацифик в гирлянде цветов, листьев марихуаны и прочей атрибутики любителей гербариев.

В двух шагах от угла, только они вынырнули из узкого коридора с витринами, разыгралась типичная уличная сценка — пушер-дилер, дилер-пушер предлагает туристам первоклассный товар, судя по цвету что-то между грязным аспирином и не слабым слабительным, туристы с уважением вытягивают свои молодые шеи и интересуются — фифель? хау мач?.. Диди потянула засмотревшегося Слави — есть хочу, и они оказались возле настежь распахнутых железных ворот, за которыми сразу баррикадой стояла стеклянная стойка и синим пламенем горел огонь в честь борющегося Вьетнама. Заморщинившийся в улыбке хошиминовец сменявший социалистический рай на капиталистический ад, поинтересовался у хипповой пары — что будете, фолкс? В его устах, несмотря на приличный английский, ото звучало примерно так, в переводе на русский — це бусете, фосю?

— Вегетарианский гамбургер давай, два раза,-

сделав ударение на "вегетарианский" и на слове "раза", ответил Слави и указал "викторию". Вьетнамец зашустрил — ловко откуда-то снизу выхватил мягкую булку приличных размеров, огромнейшим ножом, воинского образца, развалил ее почти пополам, в середку запихнул кусок соевого, слава богу! не собачьего, мяса и все это уложил на маленькую сковородку, мирно плюющуюся малом на синем огне. Но на которой хватило еще места еще для одного вьетнамско-американского чуда гастрономии. Продолжая морщинится, как китайская собака мясной породы, услужливей продавец поинтересовался:

— Есе це?..

— Пару хайнекенов…

Чмокнул поцелуйным звуком потрепанный уличной жизнью холодильник, запотевшие банки приятного зеленого цвета пустили по маленькой лужице на пульте стекла стойки, ловкие руки в морщинах выхватили гамбургеры из сковородки и обернули в салфетки, маленькая бутылочка плюнула коричневым, запахло Бангкоком, Таинландом, чем угодно, но не социалистическим Вьетнамом… Слави отдал последнею синею десятку местной валюты, все — завтра уорк, сгреб мокрое серебро сдачи, и они отвалили, сообщив продавцу по секрету — данке вел. На что получили еще одну огромнейшую морщину, то есть улыбку.

Уложив зады на лак чей-то автомашины, Слави и Диди принялись ужинать? обедать? ланчевать помалу?.. Сумрак опускался сентябрьским чем-то, кругом уже горели огни фонарей и рекламы, на улицу неизвестно откуда высыпали дополнительные толпы туристов и пушеров, звенели бутылки, стаканы и звонки велосипедов, чавкало пиво и грязная вода в канале, дымок стлался туманом и пороховой гарью проигранных сражений, по каналу степенно проплывали экскурсионные катера и различнейший мусор, включая рванный полузатопленный резиновый матрац… На город опускалась легкая грусть, не смотря на отчаянное веселье, царящее вокруг. Слави вытер пяльцы салфеткой, допил пиво и забрав мусор из рук любимой, отправил все широким жестом в урну, а не в канал, как это делали вокруг другие. Получив за экологичный поступок поцелуй, слегка отдающий хейнекеном и соевым соусом, Слави сильно погладил Диди по спине. Было спокойно и немного грустно, непонятно отчего, вод ведь какая штука, всегда в вечернем Амстердаме чуть-чуть грусть разлита, немного грустно, непонятно отчего, но грустно немного делается… Проходящий мимо негр или кто он там, подмигнул синим с белым глазом, Слави чуть улыбнулся… Идиллию нарушил чей-то противный голос:

— Хай, не хотите купить экстази?..

Прямо перед ними стояло дитя улицы — кривоногое, не ярко выраженное в расовом и этническом вопросе, одетое во что-то потрепанное и явно с чужого плеча. Судя по легкой расслабленности, это дитя лет неизвестно сколько, само под черти чем его знает последние годы своей жизни прется…

— Мы сами можем тебе предложить героину из аптеки, как у тебя с желудком, мэн?-

невинно поинтересовалась Диди. Пушер хмыкнул остатками гордости:

— Фак ю!

И сразу исчез, это особенность местных дилеров, местных пушеров, ни когда не могу запомнить, как правильно в этом городе…

— Сори, это мой автомобиль?-

вежливый английский, приятный голос, широкая улыбка, дорогой галстук, столь неуместный на этой улице, здесь же все же не фирмы по продаже алмазов и не филиалы банков, в чем дело?.. Неизвестный уселся в свое дорогое авто, слегка взбурчал тихим мотором и покатил по улице до краев наполненной народом. Сверху чернело синее небо, снизу блестел камень мостовой, пахло востоком и мочой из уличных кабин туалетов или из кабин уличных туалетов, все было ништяк и спокойно…