Беги, хватай, целуй - [81]

– Что случилось? – спросила я.

– Прошлой ночью я вдруг проснулась оттого, что мне показалось, будто Рик сказал: «Я тебя люблю». Я притворилась, что сплю, но утром стала его допрашивать. «Ты говорил мне что-нибудь ночью, – спросила я, – или мне это приснилось?» – «Я сказал, что люблю тебя, – отвечал он, – но не хотел говорить этого громко, потому что боялся, что напугаю тебя». Ты можешь в это поверить? Мы встречаемся всего одиннадцать дней, а он уже говорит, что меня любит. Ну, разве он не удивительный?

– Да, конечно, – сказала я.

Но из моих карикатурных ушей повалил дым. Как обидно, что подруга заполучила парня, который уже говорит ей эти слова, а я – нет. Ну до чего несправедливо!

– А сколько времени потребовалось Адаму, чтобы сказать тебе это? – спросила Сара.

– Гм, вообще-то, он мне до сих пор этого не говорил.

– Что?

– Я произнесла эту фразу сегодня утром, а он заявил, что еще не готов ответить.

– Правда? – удивилась Сара. – Я не сомневалась, что вы двое постоянно говорите это друг другу. Была убеждена, что эта фраза не сходит у вас с языка. Ишь ты! Теперь я вас, ребята, вижу в совершенно новом свете.

– Много ты понимаешь! – заорала я. – На самом деле меня это не так уж и волнует! Эти слова такие деликатные! Некоторым они трудно даются. По-настоящему хорошие отношения определяются тем, что ты чувствуешь, а не тем, как называешь свое чувство. У человека, придающего излишнее значение этим словам, искаженная система ценностей. Неужели не понимаешь? Это ведь и так ясно.

– Гм… наверное, – сказала она. – Разумеется, ты права.

Повесив трубку, я достала блокнот, положила его на колени и написала колонку о превратностях любви. Я назвала ее «Линия серьезного поведения». Но когда прочитала колонку и представила себе, что Адам увидит ее в газете, мне стало тошно. Я не была уверена, что хочу, чтобы он узнал, как я расстроена его «замедленной способностью выражать любовные чувства». Я опасалась, что это только усугубит ситуацию. Но мои переживания были подлинными, и мне не хотелось приглушать их ради него, поэтому я отправила колонку Тернеру по электронной почте в надежде, что все образуется.

Как бы не так. В день выхода газеты мне на работу позвонил Адам.

– Ты и правда так переживаешь? – спросил он.

– В смысле?

– Тебя действительно сильно огорчает, что я не в состоянии сказать эти слова?

– Нет! – заорала я. – Меня это совершенно не огорчает! То есть, конечно, чуточку беспокоит, но чего я добивалась в этом рассказе… то есть к чему стремилась, так это преувеличить свой страх. Понимаешь, ради комического эффекта. Хотела сочинить, будто бы я совершенно подавлена тем, что ты мне этого не говоришь. Но на самом деле я не подавлена. Вовсе нет.

– Отлично, – сказал Адам.

В течение следующих двух недель я старалась придумать другие сюжеты, помимо собственной неуверенности, но меня интересовал только этот аспект жизни. Следующая колонка, «Зеленая девушка», была посвящена безудержной ненависти, которую я испытывала каждый раз, когда мы с Адамом ходили на вечеринки, и он общался с другими женщинами. Потом были «Дышащая комната» (о том, как однажды я просила Адама заняться со мной сексом, а он сказал, что совершенно не готов) и «Женщина-призрак» (о моем опасении, что любовник бросит меня ради женщины, обладающей той уверенностью в себе, которой мне так недоставало).

Единственной наградой за ведение хроники моих непрестанных любовных терзаний стало то, что это, в конце концов, вызвало читательские отклики. Тернер переслал адресованные мне письма вроде: «Ариэль, почему ты прилипла к любовнику-новеллисту? Похоже, он неспособен тебя оценить» и «Если тебе нужен парень, который будет с тобой обращаться по-хорошему, можешь рассчитывать на меня». А в разделе «Почта» меня начали жалеть даже закоренелые клеветники:

Ариэль Стейнер могла бы заполучить любого мужика в городе. Для меня остается загадкой: почему она держится за такого безответственного чудаковатого неврастеника, как любовник-новеллист?

Фред Садовски, Уэст-Виллидж

Поначалу я полагал, что Ариэль Стейнер встретила свою половинку. Но теперь думаю по-другому. Ариэль, твой любовник-новеллист – просто растяпа! Он никогда не даст тебе той любви, которую ты ищешь, пока не разберется с матерью. Это обычная вещь у мужчин-евреев. Уж поверь мне, я это знаю. Пусть любовник-новеллист посетит хорошего психотерапевта, а потом возвращается к тебе.

Говард Кессел, Верхний Ист-Сайд

И хотя снова получать письма было здорово, они только усложнили наши отношения с Адамом. Каждую среду, когда очередной читатель выносил свои суждения о наших отношениях, Адам звонил мне на работу и с тревогой спрашивал:

– Ты считаешь, этот мужик прав? Ты действительно ощущаешь недостаток моей любви?

– Ну, вероятно, ты мог бы любить меня на один процент сильнее, – говорила я, а он испускал глубокий вздох и быстро вешал трубку.

Вечером того дня, когда вышла «Женщина-призрак», мы ужинали в ливанском ресторане на Атлантик-авеню. Вдруг Адам сказал:

– Мне надо с тобой поговорить.

– О чем?

– Последнее время я чувствую, что ты слишком ко мне приблизилась. Чтобы быть в своей тарелке, мужчинам необходим элемент погони, а я последнее время был не в состоянии за тобой охотиться. Я хочу, чтобы ты набралась терпения и дождалась, пока я сам к тебе приду. Как в кинофильме «Поле грез»: «Если построишь, то они придут». Я приду. Просто мне надо почувствовать, что, приходя к тебе, я сам делаю выбор. Чтобы именно я тебя упрашивал, а не наоборот. Сегодня я не хочу у тебя ночевать.