Бегемот. Структура и практика национал-социализма 1933 - 1944 гг. - [43]

В день смерти Гинденбурга каждый военнослужащий армии должен был дать следующую клятву: «Я приношу эту священную клятву Богу: в том, что я обязуюсь безоговорочно подчиняться Адольфу Гитлеру, вождю рейха и народа, верховному командующему армией, и в том, что, как храбрый солдат, я буду готов рисковать своей жизнью в любое время ради этой клятвы».[170] Члены кабинета должны были клясться следующим образом: «Я клянусь, что буду преданным и послушным Адольфу Гитлеру, вождю германского рейха и народа, что я отдам свои силы благосостоянию немецкого народа, буду повиноваться законам и добросовестно исполнять свои обязанности, да поможет мне Бог» (закон 16 октября 1934 г.). Клятва государственных служащих была следующей: «Я клянусь, что я буду верен и послушен Адольфу Гитлеру, вождю германского рейха и народа, что я буду повиноваться законам и добросовестно исполнять свои обязанности, да поможет мне Бог» (закон о государственной службе 26 января 1937 г.). Эти клятвы показывают, что высшее руководство было не институтом, управляемым правилами и прецедентами, и не должностью с делегированными полномочиями, но инвеститурой власти в одной личности — Адольфа Гитлера.[171] Обоснование этого принципа является харизматическим: он основывается на утверждении, что вождь наделен качествами, которых нет у простых смертных. Сверхчеловеческие качества исходят от него и проникают в государство, партию и народ. Нет необходимости напоминать здесь об идолопоклонческих заклинаниях, произносимых членами партии, министрами кабинета, офицерами армии, университетскими профессорами и многими протестантскими священнослужителями.

Макс Вебер[172] направил внимание на общий феномен харизматического правления и ясно отделил его от всех рациональных и традиционных теорий господства. Его открытие — это фактически повторное открытие такого же старого феномена, как и сама политическая жизнь. Харизматическое правление долгое время отвергалось и осмеивалось, но, очевидно, оно имеет глубокие корни и становится мощным стимулом, как только надлежащие психологические и социальные условия устанавливаются. Харизматическая власть вождя не является простым фантазмом — никто не может сомневаться, что ему верят миллионы. Здесь мы предполагаем изучить три аспекта проблемы: происхождение харизматического лидерства; психологическое состояние тех, кто ему доверяется; и его социальную функцию. Мы должны будем обратиться к истории, чтобы дать ответ.

2. Лютер и Кальвин

Средневековая политическая мысль была вытеснена иррационалистической философией абсолютизма, которая какое-то время господствовала, прежде чем была в свою очередь сметена современным рационализмом. И лютеранская, и кальвинистская Реформация предлагала иррациональные теоретические обоснования неограниченной суверенной власти и не была, как обычно утверждается, в ряду тех движений, которые учреждали эру либерализма, естественных прав, равенства и рационализма. В периоды религиозных войн и гражданских мятежей восходящий средний класс имел огромную потребность в мире и спокойствии; торговцы и промышленники жаждали равенства с духовенством и знатью. Как следствие, была установлена центральная светская власть, и ее высшие полномочия оправдывались так же, как и полномочия учреждений, которым люди должны были не только внешне повиноваться, но и быть искренне преданными. Харизматическое обоснование существующей власти нашло, таким образом, свое место у истоков буржуазного общества; в муках самого серьезного и самого глубокого кризиса европейское общество вернулось к своим самым ранним теоретическим воззрениям.

Ранние тюдоровские пуритане использовали все виды оправданий королевской власти — Писание, божественное естественное право, доводы государственной целесообразности; они с торжественным предуведомлением указывали на ужасную судьбу революционных и милленаристских движений на континенте, таких как крестьянские восстания или движения таборитов и анабаптистов. Апологеты Генриха VIII призывали, чтобы кальвинистские и лютеранские доктрины рекомендовали повиновение личности короля. Их аргументация была главным образом антирациональной, даже харизматической. «Король, — писал Тиндэйл, — в этом мире вне закона и может по своему усмогрению поступать правильно или неправильно, и отчитываться он будет только перед Богом».[173]Генрих VIII уподоблялся «солнечному человеку» — тот, кто «осмеливается смотреть не прямо, но искоса на пылающие лучи яркого (королевского) солнца, не сможет не отвести свой взор».[174] Повиновение ему было гражданским, более того, религиозным долгом. Королю требовалось повиноваться, потому что он был наделен высшими человеческими качествами. Он был вождем. Можно легко увидеть, что эти доктрины были оппортунистическими по своему характеру, созданными с целью удовлетворить потребности внутреннего и международного положения Англии. Требовалась центральная и неоспоримая власть, свободная от контроля католической церкви и способная сопротивляться внешней агрессии — власть, которая могла бы подчинить и, если необходимо, даже истребить автономию местных, феодальных и церковных областей. Все это лишало возможности обращаться к теории общественного договора, с ее революционными предпосылками. Лютеранские и кальвинистские политические доктрины предоставляли решение проблемы.