Бег в золотом тумане - [97]

8. Сюрприз Бабека. Разговор у могилы.

Ловко погрузив мешки с золотом на ишаков, мы стали решать, что делать с Учителем.

Первым высказался Житник:

— Оставим его на тропе. Зачем нам эта головная боль. Найдут — его счастье, а не найдут — так сдохнет. А если совсем невмоготу — отправьте его в кишлак с Бабеком.

— Нельзя его туда возвращать, не согласилась с ним Наташа. — Он ведь оттуда сбежал.

Житник был категоричен и не простил экзекуций над своим телом. В дебаты встрял Серега и как всегда высказался веско и правильно.

— Чтобы совесть свою не мучить, дотащим его до места нашего предполагаемого перекуса. Если, конечно, он до этого не умрет, в чем я жестоко сомневаюсь. А если не умрёт, — потащим его до ближайшего кишлака на анзобской тропе.

— А как потащим? — спросил Федя. — На ишаке он сразу окочурится.

— До тропы на руках спустим, — ответил Сергей. — А потом из палатки салазки сделаем и к ишаку привяжем…

Мы так и сделали. В полутора километрах от места нашего выхода на тропу начинались крупноглыбовые развалы, те самые, где так печально окончилась наша первая попытка прорваться в город. Не знаю, как мои товарищи, но я предчувствовал, что нас там ждет что-то неприятное, и шел, как идут по минным полям. Бабек с автоматом на взводе шел в авангарде, внимательно озирая местность и следы на тропе. Я топал позади него с другим "Калашником". Легконогая Наташа с "ТТ", словно шаттл, оказывалась то справа, то слева от нашего каравана. Инвалидная команда, возглавляемая Лейлой, шагала рядом с ишаком, волокущим палатку с учителем. На труднопроходимых участках и крутых спусках его брали на руки.

Через некоторое время справа, далеко за Ягнобом, нашим взорам открылся Дехиколон. Улочки его были совершенно пусты. "Что же там случилось? — думал я, вспоминая идиллический вид, открывавшийся отсюда три дня назад.

— Передрались и теперь сидят по домам, оплакивают покойников? Или спрятали женщин и детей, а сами скопом ушли на облаву?"

На подходе к злополучным развалам мы договорились, что первым в них войдет Бабек и, если все будет в порядке, вернется и помашет нам рукой. Его не было полчаса. Мы не знали, что и думать. Всё это время нами попеременно овладевали то растерянность и уныние, то слабые надежды на то, что Бабек попросту присел по большой нужде где-нибудь в укромном месте. И вот, наконец, из-за глыб показался наш разведчик и помахал рукой.

— Там есть два большой сюрприз для вас! — радостно крикнул он и, не дожидаясь отклика, опять ушел за глыбы. Войдя в развалы, мы остолбенели: За камнем сидели Фатима и Фарида с вещмешками в ногах и Юркиным ружьём на коленях!

— Ну и ну! Вот уж действительно — сюрприз, так сюрприз! Ничего не скажешь, порадовал! Взбодрил! Хоть с тропы вниз головой, — произнес я, глядя на женщин исподлобья. Но Бабек. блестя глазками, тараторил, подбирая слова:

— Они нас спасал. Эта хитрый Фатима стрельба кишлак делал. Там все жители друг-друг драться стал!

Бабек, как впрочем, и Лейла, всегда хуже говорил по-русски, когда волновался. Я его успокоил, и попросил все рассказать, не спеша и обстоятельно.

* * *

Как только Фатима очутилась в кишлаке и поняла, что оставаться там придется долго, а может быть и навсегда, она стала присматриваться к мужчинам. Добродушный Бабек значительно завуалировал эту часть рассказа, но, зная Фатиму-сладострастнипу, не трудно было представить реальные события. Одному дехканину она очень понравилась, и скоро он стал прогуливаться вокруг дома учителя, где знойная женщина с сестрой нашла временное пристанище. Но жена любителя "клубнички'', настоящая хохлушка, бывшая разбитная работница городского общепита, сумела настроить против иностранки всех женщин доселе спокойного горного селения, и Фатиме стало очень туго. Так туго, что она решилась немедленно бежать. В любое другое время правоверные мужчины вряд ли допустили бы такое, несоответствующее шариату, поведение своих женщин, но золото Уч-

Кадо уже сделало свое чёрное дело. Кишлак раскололся на два враждебных стана, жаждущих полновластного контроля над рудником и добытым металлом. Наверняка, именно из-за этого, Учитель, уже тяжело раненный, решил до лучших времен спрятать золото вне кишлака. Так вот, минувшей ночью, услышав взрыв на Уч-Кадо и воспользовавшись возникшей суматохой, Фатима с сестрой схватили Юркины двустволки, спрятанные учителем в сундуке с учебниками, и, набив вещмешки подвернувшейся едой, бежали из кишлака. И надо же было такому случиться — они наткнулись на прохожего, и Фатима, не долго думая, всадила ему дуплетом в грудь из вертикалки! Что тут началось! Оба враждующих лагеря решили, что начались широкомасштабные военные действия и тоже схватились за оружие!

— И чем все это кончилось? — спросил я,

— Они стрелял, пока патрон был. Не бойся, они плохой стрелок! Раненый, наверно, мало был. Таджик стрелять не любит. Мирный народ. Потому долго живет.

— Ну-ну, мирный! Десять лет уже воюете друг с другом! И, похоже, до последнего таджика будете воевать…

— Это не наш люди! Это афганский моджахед чистый вода мутить, чтобы опиум Москва и Америка хорошо возить был. Или узбек хочет Узбекистан уходить. А ночь, Фатима говорит, кишлачный народ, автомат за угол держал и стрелял, куда не видел!