Бег по пересеченному времени - [5]

Скрытая камера. Проба пленки

Такая игра. Ты звонишь - они заняты. Опять звонишь - опять заняты. Месяц, другой, третий - ничего не происходит. Люди, которых ты хорошо знал, которые вчера искали твоей улыбки, твоего рукопожатия, вдруг оказались очень занятыми. Перемена была быстрой и незаметной: они разбогатели. Ты обрадовался, что наконец-то обрел собственный угол, сел писать сценарий настоящий, каких не писал прежде. Запер двери, отключил телефон, подарил соседям телевизор. Купил два ящика тушенки, ящик кофе, мешок сухарей - чтобы не выходить на улицу. Через девять месяцев родился фильм, пока - только на бумаге. Пришло время вернуться к жизни. Но города, в котором ты прожил два десятка лет, уже не было. Серые комнаты Студии превратились в белоснежные офисы с кожаной мебелью; немыслимые костюмы ценой в многие сотни долларов легли на плечи бывших администраторов... Факсы, радиотелефоны космической связи, компьютеры большеголовые, цветные или маленькие, упакованные в черные чемоданчики с одолженным названием "кейс". Коридоры по-прежнему грязны, темны, но только это и роднит их с прошлым. В коридорах гуляют чужие, незнакомые люди: иностранцы, юноши, снимающие рекламу. Шуршат доллары - всюду, даже на автомобильной мойке. Возникают фирмы, пропадают фирмы, сливаются, разоряются. Слово "фильм" вышло из употребления. Ему на смену пришло другое, неживое - "проект". У кинокамер вертятся бывшие осветители, декораторы, реквизиторы, грузчики. Теперь именно они пишут сценарии, снимают кино. На экранах - выстрелы в лицо, суета, драки, "мерседесы", задницы, бюсты, нахальный и беспомощный секс. Мастера... Где они? Куда подевались? Иногда скользнет по темному коридору бесшумная тень, вздохнет о прошлом, исчезнет в шахте лифта. "Работать надо дешево и быстро! Чурикова отказалась? Давайте Гундареву, народ ее любит! Монтаж? Выдумка прохиндеев! Нужны трогательные истории с мордобоем! Меньше слов, больше действия! Долой шаманство! Кино должно приносить деньги! Большие деньги! Очень большие деньги!" Съемки оплачивают неожиданно разбогатевшие люди. Кто они, откуда взялись неизвестно, найти их - невозможно. "Хотите снимать кино? Извините, кто вы такой? Нет, не знаю вашей фамилии. Не слышал. Не видел. Не помню. Машенька писает в кадре? Какая Машенька? Извините, меня ждут в правительстве..." Щебечут секретарши, закончившие школы манекенщиц: ноги-циркули, глянцевые журнальные улыбки. "Чай, кофе? Нет, еще не приходил! Извините, уже ушел! Нет, ничего не передавал! Сценарий? Лежит на столе! Это вы написали? Я читала, мне понравилось! Позвоните завтра, после обеда!.. Да, пришел, у него совещание! Завтра он улетает в Лондон! Звоните через две недели..." Новых людей много. Они - везде. Каким-то образом знают друг друга уже много лет - друзья детства, одноклассники, коллеги по комсомольской работе. Чужаки отлетают в сторону, как пластмассовые игрушки. "Хороший сценарий? А деньги у вас есть? Ищите деньги..." Прошел год, цены выросли, разъехались иностранцы, делать кино в России стало невыгодно. Дешевле - в Праге и Таиланде. "Нужна идея! Можно быстро снять картину в Бангкоке! Знаешь кого-нибудь во Франции? Нет? Плохо!.." Летом умер отец. Умирал долго, мучительно, от рака, перед смертью проклинал Горбачева. Последние деньги ушли на лекарства и похороны. Мать последовала за отцом осенью. Ей повезло, умерла во сне, быстро и незаметно. Дни похорон: один - солнечный, яркий, слепящий; второй - дождливый, мутный, задымленный. Отца удалось похоронить пристойно: синий, обитый тканью гроб, цветы, венки, шелковые ленты. Мать всего этого была лишена. Вернулся в Москву. Лариса осторожно держалась поблизости. Помогала, советовала, утешала. Приезжала на похороны, обмывала тела. Когда вернулись в Москву после похорон матери, с Герой случилась истерика. Плакал семь часов подряд, не в силах остановиться, Лариса уложила его в постель, обняла, легла рядом... Назавтра перевезла вещи.

Распределение ролей

- Кроссовки накрылись... - Я видела такую красочку, немецкую... В тюбике. Говорят, кроссовки становятся как новые. Лариса как-то обжила его комнату. Фотографии знаменитостей развесила по стенам, расставила по полкам призы - деревянные, бронзовые, хрустальные. Приобрела веселенькие шторы. Нашила цветных подушечек - прикрыла вытертый диван. - Убрать бы весь этот музей... - Что тебя раздражает? Фотографии? Уберу! Гвозди останутся... Придется делать ремонт... - Обои можем сами поклеить... Телефон. Он теперь часто звонит. - Алло! - звонко начала Лариса. Продолжила устало: - Да, это секретарь на телефоне... Записываю! Товарная накладная номер... Гера никак не может принять эту новую жизнь. Какой-то бесконечный фильм мелькает перед глазами, все время рвется пленка, сюжет неизвестен, киномеханик пьян. Иногда на экране мелькает его, Геры, собственное лицо: эпизодическая роль, дурацкий грим, играет растерянно, неумело... Маша беспощадна в своей любви. Возникла неожиданно, после того как по телевизору показали ту, давнюю, его работу. Ей шестнадцать, и это единственное, что Гера отчетливо понимает: прошло десять лет. Росту Машеньке Бог не дал, она заглядывает ему в лицо - снизу вверх, оттого задран и повернут к плечу подбородок - бежать ей приходится чуть ли не боком, каблуки-шпильки подворачиваются на старом ущербном асфальте. Гера "в упор" не видит ее, торопится нырнуть в машину, избавиться от всхлипываний, нежности, восторженных глаз. - Подожди... Одну минуточку... "Машенька! Где Машенька?! Пусть писает в кадре!" Дешевая мини-юбка задрана почти до подбородка, расшитые блестками колготки извиваются на детских ногах, она хочет прикоснуться к нему растерянными детскими руками - и боится его. Гера рывком открывает старенькую дверь "Жигулей", плюхается в кресло; срабатывает мотор. - Подожди... Она кидается животом на капот, прижимается к лобовому стеклу. Худенькие руки ухватились за поводки стеклоочистителей, туфли-лодочки, упавшие с ног, кувыркаются под колесами. - Я больше не снимаю кино! - в бешенстве кричит Гера и выжимает газ. - Это неправда!! Руль стремительно скользит вправо, потом влево, "Жигули" выписывают дикий вираж, дворик тесен, уставлен машинами. Рев двигателя заглушает крик, а Маша вертится на капоте, цепкая, как кошка, тычется лицом в лобовое стекло. "Жигули" мчатся прочь со двора, проскакивают поворот, бьются фарой в осветительный столб. Мотор глохнет. Гера поднимает Машу над головой, бежит к ближайшему гаражу-ракушке. Секунды неравной борьбы. Гере все же удается оторвать ее от себя, он заталкивает Машу на кровлю гаража, уезжает... - Дурак, знаешь, сколько теперь стоят колготки?.. - шепчет Маша. Соскальзывает с "ракушки", подбирает на асфальте грязные обрывки кожи - все, что осталось от туфель-лодочек, босиком идет к подъезду, плачет. Находит Герин почтовый ящик, запихивает в него ошметки обуви, рваные колготки сует туда же.