Беды развода и пути их преодоления - [32]

Дальнейший аспект занижения роли отца заключается в том феномене, что дети сегодня практически имеют дело только с женщинами: начиная с акушерки, бабушки, няни и далее с воспитательницами детских садов и групп продленного дня, с учительницами начальных школ. Даже в гимназии женщин-преподавателей намного больше, чем мужчин. Более того, и в такой, казалось бы, мужской профессии, как медицина, педиатрия находится преимущественно в женских руках. То же самое с лечебной педагогикой, детской психологией и психиатрией.

От чего зависит эта недооценка роли отца или роли мужчины для ребенка? Прежде всего, конечно, от традиционного разделения роли мужчины и женщины: дети – это в основном женское дело; детям для их здорового развития необходимо «материнство» и именно женщина в состоянии дать детям то, что им нужно. Это общее убеждение как женщин, так и мужчин, но это также и обратная сторона социально-экономической дискриминации, которая все еще направлена против женщины. Само собой разумеющееся предположение, что воспитание детей, прежде всего дело матери или женское дело, означает не только некую обделенность для женщины – в связи с вытекающими отсюда нагрузками и уменьшением профессиональных шансов, но и то, что мужчины (отцы) в той или иной степени лишаются прекраснейшей стороны жизни: видеть, как ребенок, твой ребенок, растет, прочувствовать, как он развивается с твоей помощью. Естественно, что из этого вырастала бы большая близость к собственным детям, которая, может быть, в случае конфликтов с матерью, осложнила бы мужчине отказ от дальнейших контактов с детьми. И дети тогда не просто «принадлежали бы матери», а воспринимались как нечто, что сотворено совместно, а это оказало бы благотворное влияние на обоюдные отношения разведенных родителей и не позволило бы видеть в другом только врага.

Но и наука несет здесь свою часть ответственности.

До сегодняшнего дня основное направление научной педагогики и науки о воспитании частично базируется на существующих антропологических предпосылках[65]: от понимания человека как рационального существа, когда эмпирические отклонения объясняются лишь степенью зрелости, до опасной иллюзии, будто педагогические процессы могут быть актами руководства (со стороны педагогов) системой возбуждения реакций (у детей). Эмоциональное самочувствие и противоречия, которые противостоят планам педагогов, оправляются в некие «предпедагогические» помещения, в «современную» воспитательную науку, которая возлагает ответственность на недостаточное дидактическое планирование, то есть на отдельных педагогов, а те, в свою очередь, перекладывают ее на родителей и уповают на компетентность психотерапии. Само собой разумеется, что в педагогике такого характера феноменам «мать» или «отец»[66] просто не остается места.

Известная «вина» лежит и на классическом психоанализе[67]. Хотя отец и играет центральную роль в классической психоаналитической теории[68], но здесь эдиповы конфликтные ситуации рассматриваются как ключевые переживания для любого душевного развития. Однако проблема отсутствующего или просто несуществующего отца, хоть она и является основной проблемой многих пациентов, не находит своего теоретического обобщения[69].

Конечно, психоанализ занимается не самими социальными отношениями, а их внутрипсихической репрезентацией, субъективной историей. Соответственно этому, отец имеется всегда, и даже своим «не здесь» он подтверждает свое существование. Это теоретическое отношение к реальности кажется дефицитным лишь тогда, когда от психоанализа ожидается решение вопросов, которые выходят за пределы концепции терапевтического действия.

Несколько иначе обстоит дело с новейшими психоаналитическими теориями ранних объектных отношений, здесь речь идет о теоретической реконструкции внутрипсихических процессов, создаваемой на основе (внешних) наблюдений. Что касается выбора ситуаций наблюдения, то психоаналитические исследования долгое время ограничивались областью отношений матери и ребенка. Это породило впечатление, будто раннее душевное развитие, как например, изначальное доверие, построение личной автономии и многое другое, зависит исключительно от персоны матери, ее способностей и ее поведения, а отец приобретает свое значение лишь позднее, максимум, как второй любовный объект[70].

Дискриминация женщины

Многоликая дискриминация женщины[71], и прежде всего матери, в большой степени усиливает травматическое протекание развода. Именно тогда, когда дети больше всего нуждаются в понимании и терпении матери, она испытывает на себе острую критику и отчуждение окружающих. Социальная изоляция многих разведенных матерей еще больше усиливает напряжение и боль развода. Удручающее ухудшение ее материального положения ведет к тому, что теперь она вынуждена больше работать, а это отнимает у детей ее время и силы, которые сейчас необходимы им больше, чем когда-либо. Таким образом, обычные во время развода детские страхи перед потерей, вместо успокоения, получают лишь новую пищу – из источника практического или психического отсутствия матери.