Бедная Настя. Книга 8. Воскресение - [32]

Казака, оставленного для охраны, они нашли в горнице — он тоже безмолвствовал, но по совершенной иной, чем лошадь, причине: мужик был вдребезги пьян — он сидел за столом, уронив голову на скрещенные руки, и громко храпел, разнося по комнате крепкий спиртной дух, вполне соответствующий обстановке в доме. Было очевидно, что на заимке никто постоянно не жил, а казаки приезжали сюда, чтобы получить задание, и потому время в ожидании проводили весело, ни о чем не заботясь. И Анна невольно поморщилась, глядя на разбросанные по столу остатки пищи — брошенные мимо тарелок полуобъеденные кости какой-то жареной птицы или кролика, надкушенные соленые огурцы посреди рассыпавшейся переваренной картошки. В нос ударил резкий запах репчатого лука, смешанного с душком, распространявшимся из открытой трехлитровой бутыли с самогонкой, стоявшей в центре стола. Заметив, что Анне стало нехорошо, Ван Вирт подошел к окну и распахнул его, позволив лесному воздуху заполнить горницу.

— Что вы делаете? — испуганно прошептала Анна. — Свежий воздух разбудит его!

— Боюсь, это может случиться прежде, чем вы упадете в обморок, — как ни в чем ни бывало улыбнулся маг. — Не волнуйтесь, я был бы рад, чтобы он проснулся. Я хочу поговорить с ним. Мне надо знать, для чего приезжает сюда господин управляющий, и что и куда увезли с собою его курьеры.

— Полагаете, это хорошая идея — открыться ему? — Анна с недоумением посмотрела на мага. — Не уверена, что этот человек будет рад нашему появлению, и не исключаю того, что он решит расправиться с нами.

— Ваши опасения не лишены здравого смысла, — кивнул Ван Вирт, — и потому я предложил бы вам подождать завершения за дверью.

— Завершения чего? — нахмурилась Анна. — Сдается мне, что вы все время пытаетесь избавиться от меня. Скажите, что вы намерены предпринять и для чего подвергаете наши жизни опасности?

— Я уже объяснил вам, — пожал плечами Ван Вирт, — я хочу узнать правду. Что же касается этого человека, то он вряд ли будет опасен.

— Вы плохо знаете пьяного русского мужика, особенно, если его разбудить некстати, — вздохнула Анна. — Он непредсказуем, как разбуженный медведь-шатун.

— Мой дар дает мне возможность укрощать любые проявления буйства, — успокоил ее маг, и Анна поняла — он собирается загипнотизировать казака. — А с пьяным это сделать значительно проще. И, поверьте, на самом деле, вам нечего опасаться — проснувшись, этот человек не вспомнит ни вас, ни меня, ни того, что видел нас и говорил с нами. И никогда не будет знать, что рассказал обо всем, что знал.

— Ах! — вскрикнула Анна, вдруг заметив, что казак пошевелился.

Свежий ветерок, поступавший от окна, сделал-таки свое дело, но Ван Вирт, ничуть не смущаясь, без опасения подошел к казаку и сел за стол напротив него. И когда тот, встряхивая нечесанными волосами и упираясь кулаком в подбородок, спрятанный под излохмаченной жидкой бороденкой, чтобы голова не падала, разглядел сквозь туман в глазах незнакомца, Ван Вирт заговорил с ним. И слова закапали, точно слезы капели, собираясь в ручей, и он все рос, рос, расширяясь и заполняя собою все, подчиняя твою волю, твои мысли, все твое существо… Анна с трудом удержалась от желания тотчас же погрузиться в сладкий, прозрачный сон и сделала невероятное усилие над собою, чтобы вслушаться в содержание разговора между Ван Виртом и казаком и понять, о чем идет речь.

С одной стороны, Анна не узнала ничего нового — Гаврила, так звали мужика, лишь подтвердил то, о чем они уже догадывались. Заимку эту много лет назад построил управляющий Перминовых — Маркелов — и определил сюда сторожем Гаврилу, который давно служил при его доме в Каменногорске, но взять ему семью с собою не разрешил. Так что родных Гаврила видел теперь редко, но за работу он получал довольно, и потому жена не роптала — надо было на что-то жить и кормить детей. Гаврила поначалу думал, что управляющий построил заимку для забав — с заезжими купцами в баньке попариться, на охоту по глухомани походить, с бабами поиграться, но никогда он не видел здесь ни женщин, ни каких других гостей кроме пятерых казаков, которых самолично Маркелов набрал из охранников рудников со всего Урала. И мужики эти были, хотя из разных семей, но как на одно лицо — одинаково крепкие, злые и молчаливые. Приезжали они на заимку раз в неделю, а то и две, и ели-пили здесь в свое удовольствие из подвалов в доме, где и медовухи было вдоволь, и самогон бутылями стоял, и разные мясные заготовки с соленьями всегда в запасе имелись. Что-то из еды привозил с собою Маркелов, что-то с охоты запасал Гаврила; он же ходил по грибы и заготавливал дрова на зиму. Обычно мужики дожидались приезда Маркелова, который наведывался на заимку за день до их приезда; коляску тогда ставили под навес, а сам он садился в седло одной и той же лошадки, беречь которую Гавриле было велено пуще своего глаза. Маркелов переодевался, как для охоты, и уезжал, но возвращался без обычных охотничьих трофеев, а с кожаной сумкою, набитой кошелями, которые раздавал казакам. После чего они и сами садились по коням и опять пропадали — дней на семь, а то и на десять. А прежде, пока ждали управляющего, казаки хорошо гостевали с самогонкою, и Гаврила всегда с ними за компанию, да еще втихаря к рюмочке с ними прикладывался услужливый и тихий мужичок — возчик Маркелова. В отличие от других, он при барине был постоянно, потому и страху в его глазах всегда было больше. Однако то, куда ездит господин управляющий в свои тайные отлучки в тайгу, Гаврила не знал, но принужден был Ван Виртом покаяться, что любопытство, одолевшее его, заставило как-то подсмотреть, что же такое увозят с собою казаки. И не сразу, но он понял, что в кошелях находятся какие-то камни — на вес они были не слишком тяжелые, но россыпью и какие-то гладкие, отчего он подумал, что драгоценные, но какие именно разглядеть не успел: управляющий едва не застал его за этим занятием (те самые перминовские алмазы — переглянулись между собою Ван Вирт и Анна). А вот возчик, видать, тоже озабоченный разведать это, был Маркеловым пойман с поличным, прямо на кошеле, и с тех пор Гаврила того мужика больше не видел: управляющий велел тогда ему самому садиться на козлы, и Гаврила получил неожиданный отпуск домой — уж было радости у жены и детишек…