Бедная Настя. Книга 2. Превратности любви - [67]

Она задержала дыхание и проскользнула мимо. В какой-то момент ей показалось, что Забалуев проснулся — но нет, он просто почесал ногой об ногу — большим пальцем левой ноги, выглядывавшим из огромной дырки, по истертым штрипкам правой, тоже одетой в безнадежно истлевший носок. Лиза едва не засмеялась — так был жалок и уморителен этот предводитель уездного дворянства, от которого несло пьяным перегаром, и который икал во сне от неизвестного ей удовольствия.

В гостиной, укрывшись пледом, сидела грустная Соня.

— Доброе утро, Сонечка, — ласково сказал ей Лиза.

— О, хотя бы одна живая душа! — воскликнула сестра, тут же резво вскакивая со своего места. — Я уже давно проснулась и не знаю, что делать. Маменька куда-то срочно уехала с господами Репниным и Корфом. А к тебе я входить боялась — там он!

— Забалуев? — снисходительно улыбнулась Лиза. — Вот еще, нашла, кого бояться. Это он только с виду такой грозный, а на самом деле — сплошное рванье и дырки.

— Ты хотела сказать — вранье?

— И это, думаю, тоже. Впрочем, мне сейчас не до него. Есть дела поважнее. Ты не знаешь, где мои вещи? Я бы хотела снять с себя этот маскарадный костюм.

— Лиза! Как можно! Это же подвенечное платье!

— Милая, у меня нет иллюзий по поводу своей свадьбы, и поэтому я хотела бы, как можно быстрее освободиться от этого наряда и вернуться к нормальной жизни.

— Твой сундук — в комнате для гостей, я там ночевала, — Соня обиженно надулась — она никак не могла понять, почему ее сестра не рада своему замужеству. Ведь это так здорово — белое платье, фата, венец над головой, свечка в руке и батюшка, благообразный и добрый, вводит тебя с именем Христовым в новую, счастливую жизнь.

— Знаешь, я тебя не понимаю, — сказала Соня, когда Лиза вернулась, переодевшись в привычное, домашнее платье. — Если ты так любишь Владимира, то почему не желаешь слышать о нем и отказываешь ему?

— Я бы хотела замужества по любви.

— А Владимир, что — тоже по принуждению?

— Нет, это по обману. Мне даже с Забалуевым не так страшно — здесь все честно. Ему нужны мои деньги, мой титул и это имение. А Владимир? Оказалось, что и он не бескорыстен, только побоялся признаться в этом. Промолчал и взял свое предложение руки и сердца обратно.

— Но ведь он спас тебя!

— О чем ты?

— Ты же не хотела слушать меня, — Соня снова надула губки. — Это Корф нашел тебя в лесу и принес в дом. А Забалуев прогнал его и приписал все себе!

— Как же так? — растерялась Лиза. — Значит, я не была в бреду? Значит, я видела Владимира! Но зачем же тогда маменька с Андреем обманули меня?

— И почему у тебя во всем виновата маменька! — с возмущением воскликнула Соня. — Они ничего не знали и желали для тебя лучшего. А мне ты и рта раскрыть не дала — помнишь?

— Прости, — кивнула Лиза. — Спасибо, что хотя бы сейчас рассказала мне правду, но, однако, это ничего не меняет. Владимир не любит меня, он сам признался мне в этом.

— И что ты будешь делать?

— Прежде всего, я хочу найти ответы на свои вопросы о том, что все-таки случилось с папенькой.

— Как?

— Я поеду к отцу Георгию.

— Возьми меня с собой, — запросилась Соня. — Я не стану тебе мешать. Буду сидеть тихо, как мышка. Лиза!..

— Хорошо, но ты должна пообещать мне, что не станешь рассказывать о нашей поездке маменьке и Андрею.

— А если спросят, где мы были? — смутилась правдивая Соня.

— Мы? Ездили на прогулку. Запомнила? Вот и отлично. Пойду, попрошу здешнего конюха заложить для нас карету…

Они выехали из имения Корфов без лишнего шума — маменька еще не вернулась, Забалуев продолжал видеть сны, а здешний управляющий, которого Лиза знала плохо, но почему-то внутренне не любила и побаивалась — уж больно он был какой-то скользкий, тоже, говорят, с рассвета по барскому приказу в леса подался. Соня радовалась приключению и возможности уехать из дома — весь год, прошедший со дня гибели папеньки, ей пришлось просидеть подле сестры и матушки, а ее живая и впечатлительная натура художницы всегда стремилась к новому, неизведанному и если не опасному, то хотя бы волнующему.

Когда дорога пошла вдоль озера, Лиза увидела неподалеку от леса дымки от костров. Она тут же несколько раз потянула за шнур звонка — хитроумное изобретение французов, больших любителей разных удобств. Гаврила, сидевший на козлах, не сразу вспомнил, что означает перезвон этих колокольцев под его сиденьем, но потом сообразил, что он — не в санях, натянул поводья и остановил лошадей.

— Что вам, барыня? — спросил Гаврила, с неохотой сползая с насиженного места.

— Видишь дымки. Кто там?

— Там? — Гаврила прищурился. — Так то ж цыгане. Они тут, почитай, каждый год шатры разбивают. А в этот раз чего-то задержались — осень уже, они в холоде не живут.

— Каждый год, говоришь? — Лиза быстро посчитала что-то в уме. — К ним поезжай.

— Что вы, барыня! Цыгане ведь обобрать могут, или еще пуще — порчу наведут. Поостереглись бы, а?

— Мне бояться нечего. Все богатство мое мужу ушло, а сглаза я не боюсь — хуже, чем есть, уже не будет. Поезжай, кому сказано!

Гаврила укоряющее покрутил головой — чумовая эта, новая барыня. Не завела бы куда, откуда не воротишься! Свят, свят, — перекрестился Гаврила и снова полез взгромождаться на козлы.