Бедная мисс Финч - [97]

— Скажите, чего вы хотите от меня? Что должен я сделать?

Таковы были его первые слова. Он выговорил их, не отнимая рук от лица, так тихо, так грустно, с каким безнадежным горем, с таким смирением в голосе, что я, которая вошла в комнату, ненавидя его, подошла к нему, я, которая за минуту перед тем повергла бы его к моим ногам, если бы могла, положила руку на его плечо, жалея его всем сердцем. Вот каковы женщины! Вот вам образец их благоразумия, твердости и самообладания.

— Будьте справедливы, Нюджент, — сказала я. — Будьте честны. Будьте тем, кем я вас когда-то считала. Это все, чего я требую.

Он положил руки на стол, опустил на них голову и расплакался. Это было так похоже на его брата, что мне пришло в голову, не принимаю ли я одного за другого. «Оскар, — подумал я, — все тот же Оскар, каким я видела его, когда говорила с ним в первый раз в этой комнате».

— Полноте, — сказала я, когда он немного успокоился. — Мы кончим тем, что поймем друг друга и будем опять, несмотря ни на что, уважать друг друга.

Он раздраженно сбросил мою руку с своего плеча и отвернулся от света.

— Можете ли вы понять меня? — спросил он. — Вы сочувствуете Оскару. Он — жертва, он — мученик, вы его уважаете, вы его жалеете! Я — эгоист, я — негодяй, у меня нет ни чести, ни совести! Растопчите меня ногами, как пресмыкающееся. Если я страдаю, то я этого вполне заслуживаю. Стоит ли жалеть, не правда ли, такого негодяя, как я?

Я была в большом недоумении, как ответить ему. Все, что он сказал о себе, я действительно думала о нем. А как же иначе? Он поступил вероломно, его нельзя было не осуждать. И однако как трудно иногда женщине не простить мужчину, как бы дурно он ни поступил, когда она знает, что поступил он так из любви к женщине.

— Что бы я ни думала о вас, Нюджент, — сказала я, — вы еще можете возвратить себе мое прежнее уважение.

— В самом деле? — отвечал он насмешливо. — Позвольте мне знать это лучше. Вы говорите теперь не с Оскаром, вы говорите с человеком, несколько знакомым с женщинами. Я знаю, как вы упорствуете в своих мнениях, потому что это ваши мнения, не спрашивая себя, справедливы они или нет. Некоторые из мужчин поймут и пожалеют меня. Ни одна женщина на это не способна. Лучшие и умнейшие из вас не знают, что такое любовь, как ее чувствует мужчина. Для вас она не безумие, как для нас. В женщине она сдержанна, в мужчине она не подчиняется ничему. Она лишает его рассудка, чести, самоуважения, она унижает его, доводит его до идиотизма или до сумасшествия. Я вам объявляю, что я не отвечаю за свои поступки. Самое лучшее, что вы могли бы сделать для меня, — это запереть меня в дом умалишенных. Самое лучшее, что я мог бы сделать для себя, — это перерезать горло. О, да! Я рассуждаю непозволительно, не правда ли? Я должен бороться, как вы говорите, я должен обуздать себя. Ха, хат, ха! Вот умная женщина, вот опытная женщина. И что же? Она видела меня с Луциллой сотни раз и ни разу не заметила во мне признаков борьбы. С той минуты, как я увидел впервые небесное создание, жизнь моя была долгою борьбой с самим собою, адским мучением от стыда и угрызений совести, а мой умный друг замечала так мало и знает так мало, что видит в моем поведении только малодушие и подлость!

Он встал и прошелся по комнате. Я была (очень естественно, мне кажется) немного раздражена его рассуждениями. Мужчина заявляет, что разбирается в любви лучше, чем женщина. Слыхано ли когда-нибудь о таком чудовищном искажении истины? Я обращаюсь к женщинам.

— Не вам бы только осуждать меня, — сказала я. — Я была о вас слишком хорошего мнения, чтобы подозревать вас. Впредь я такой ошибки не сделаю, ручаюсь вам.

Он вернулся назад и остановился передо мной, пристально глядя на меня.

— Неужто вы говорите серьезно, что не заметили ничего подозрительного в первый день, как я увидел ее? — спросил он. — Вы были тогда в комнате. Как вы не заметили, что она поразила меня? Как вы не заметили ничего подозрительного позже? Когда я страдал в ее присутствии, неужели окружающие не замечали, что я становился сам не свой?

— Я заметила, что вы никогда не вели себя развязно в ее присутствии. Но вы мне нравились, вы внушали мне доверие, и я не могла объяснить этого. Вот и все.

— И вы не поняли ничего из того, что происходило? Разве я не говорил с ее отцом? Разве я не старался ускорить их брак? Разве я не выдал своих чувств, когда вы сказали мне, что прежде всего ей понравился в Оскаре его голос, и когда я вспомнил, что его голос и мой одинаковы. Когда мы в первый раз говорили о его двусмысленном положении в отношении Луциллы, разве я не соглашался с вами, что Оскар, для своей же пользы, должен открыть ей истину? Кто использовал свое влияние, чтобы заставить его сделать это? Я. Как я поступил, когда он попробовал объясниться и не решился? Как я поступил, когда брат ввел ее в заблуждение, сказав, что человек с синим лицом не он, а я?

Дерзость последнего утверждения поразила меня.

— Вы помогали жестоко обманывать ее, — отвечала я с негодованием. — Вы подло поощряли гибельный образ действий вашего брата.

Нюджент со своей стороны взглянул на меня зло и с удивлением: