Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин - [12]

Из книги «Руфь» всем нам хорошо известно, что переход в иудаизм из другого вероисповедания по причине желания вступить в брак с иудеем — невозможен. Это считается вроде как нечестно. Но — Аппер Ист-сайд… это все же Аппер Ист-сайд. Однажды, в первый свой американский год, мы шли с мамой по Третьей авеню, рассматривали витрины и ужасно радовались, что в мире так много всякой красивой всячины. И мама сказала:

— Какое счастье, что в нашей семье никто не знает зависти, из копилки пороков — этого Господь никому из нас не отсыпал, даже на грамм — будь по-другому, нам было бы трудно в этом городе. Тут есть все и со всего света. Завистник тут сойдет с ума, а нам просто кажется, что живем в огромном музее…

Мне приходилось видеть холодных англичанок из старинных семей, или ретивых католичек итальянок, которые старательно готовились к сдаче экзамена по иудаизму, делая вид, что наконец то им открылся истинный Бог, и клянясь во врожденной любви к евреям, (ну а где ж, как не в закрытом английском клубе учат жидолюбию!) и все это ради того чтобы, замуж туда — на вожделенный Аппер Ист-сайд. И я всегда удивлялась этой привычке моих богатых соплеменников — обязательно перед свадьбой перевести «шиксу» в иудаизм, как будто перед тем как войти в молодую жену и впустить ее в себя, Аппер Ист-сайд проверяет — способна ли эта женщина на предательство, обман и отречение. Если способна — экзамен пройден успешно и вперед — под хупу!

И все это в Нью-Йорке, который решил и эту вечную проблему человечества, воспетую в народных песнях многих народов — любовь к иноверцу.

В ранней прозе Горького, молодая казачка-вдова, живущая (потихоньку, под кустом!) с работником — татарином, жалуется автору:

— То, что у людей — Бог разный нам, бабам, очень мешает… нам, бабам, вообще многое мешает…

Мне кажется, что яростное увлечение атеизмом в 20-м веке — это и был ответ неразумного людского племени, на Разного Бога, на ситуацию, в которой люди живут рядом, встречаются каждый день, у них есть общий язык для общения, и им дозволено дружить, и вести дела совместно, и вместе выпивать иногда, а вот любиться — не дозволено, ни в коем случае. Какой это, однако, ужас!

И вспоминается отец-араб, виденный мною, в маленькой йеменской деревушке, сидящий на крыльце рядом с собственноручно отрубленной головой младшей дочери (согрешила с английским лейтенантом!) и горько плачущим — дочь все-таки, не хрен собачий. Не спрашивайте, когда и при каких обстоятельствах мне довелось посетить Йемен — печальное это зрелище перешло в мои глаза из ушей, а туда попало из уст Пети Грязневича — старого питерского арабиста, встреченного мною в Мид-вест Индиане.

Мир устал от Разного Бога, мешающего бабам, и к началу 20-го века был уже почти готов и вовсе всякого Бога отменить. Но по причине того, что Бога отменить не проще, чем его ближайших родственников — таракана, например или еврея, (а их можно только временно выморить, и с Богом это отлично получилось в России, в какой то момент), все же в конце века стало ясно, что атеизм — занятие бесполезное, и изобретательная Америка изобрела экуменизм — специально в помощь «нам бабам». Больше то он ни для чего не нужен — просто не бить любого иноверца при встрече СРАЗУ палкой по голове — мир, скрипясердцем, согласился уж пару веков назад, где-то сразу после Варфоломеевской ночи («Ой как неудобно…») На Балканах все еще пошаливают, но их явно испортил квартирный вопрос. А экуменизм — он для нас, для баб — и под лютую ненависть священнослужителей всего мира (а баб среди них — вроде как нету), он расцвел в Нью-Йорке пышным, цветом.

Каждый день в этом городе увеличивается колличество счастливых младенцев, имеющий право на получение матрасов и ботинок — не в одном, а сразу в двух религиозных учреждениях, а Бедные девушки больше не обязаны во имя любви предавать веру своих предков. Но такие девушки требуются не всем и недаром придумано обтекаемое слово «гибкость» — можно делать вид, что оно вовсе не является антонимом звонкого слова «верность», а так просто — само по себе.

Ирка с Лудмером — хоть и явились поводом для сего назидательного отступления, но хорошей иллюстрацией к нему не являются, оба они — выходцы из страны, где Бога морили сильнодействующими средствами, и если Эмиль — правильно разглядел в нем Великого Мага-Маклера, то для Ирки, Бог оставался местом, где пахнет ладаном и шипят злые церковные старушки — они всегда на тебя шипят в детстве, что ты не крестишься или крестишься не так, или встала не туда — не ставлю кавычек — это не только цитата из Ирки, но и мои собственные воспоминания. В общем, — никакого Бога она не любила, а любила Лудмера и с радостью научилась зажигать для него пятничные свечи, которые принято называть субботними. Что касается денег, то вся история их любви сводится к известному лирическому стихотворению:

Удивляется народ — в темном переулочке

Нищий нищего гребет, за кусочек булочки!

А проще говоря, регулярные посещения синагоги на Аппер Ист-сайд проходили для Лудмера, который почему-то бросил играть на рояле и возмечтал стать успешным маклером (не хуже самого Творца), столь безрезультатно, что он решил подключить Ирку к этим посещениям. Накануне она со мной советовалась — как ей там себя следует вести.