Бедлам в огне - [14]
Тогда ты, быть может, обратишься к поэзии и скажешь, что глаза ее подобны звездам или ясным озерам. Впрочем, я не очень понимаю, как должны выглядеть подобные звездам глаза, но такое описание вроде не должно вызывать возражений. Что такое ясные глаза, я понимаю еще хуже, но точно знаю, что так говорят сплошь и рядом. Однако вкус к поэзии развит не у всех, к тому же звездоподобные и ясноозерные глаза звучат слишком штампованно.
Может, выход в том, чтобы наделить внешние черты человека моральными характеристиками? И ты говоришь, что у женщины горделивая грудь, благородный подбородок и мудрые глаза. Разве станет кто-то возражать против гордости, благородства и мудрости? Возможно, в эту же категорию входит и просто слово “красивая”. Возможно, следует сказать, что женщина была красива, и на этом остановиться. Пусть читатель сам завершит этот абрис, распишет мой сдержанный набросок собственными представлениями о красоте. Но это довольно тоскливый путь.
Может, стоит сосредоточиться на какой-нибудь одной, особенно приметной детали. Первое, на что я обратил внимание – после распахнутого красного пальто, рыжих волос и всего прочего, – очки. Отвратительные, уродливые очки в роговой оправе. Но даже они не портили незнакомку, – во всяком случае, в моих глазах. Очки подчеркивали ее серьезность, придавали ее внешности весомость. Для меня, жившего с ощущением собственной несерьезности и несущественности, эта черта показалась особенно притягательной. В женщине не чувствовалось никакой мягкости, никакой нерешительности. Она выглядела сильной во всех смыслах этого слова: сильная внешность и сильная личность.
Мы с Рут Харрис во все глаза пялились на женщину, но она и не собиралась смущаться.
– Я не опоздала к началу? – громко спросила она, не обращаясь ни к кому из нас конкретно, а затем узнала меня, очевидно по фотографии на обложке, и добавила: – Вот уж действительно попала в звездное общество, правда?
Я одарил ее своей самой чарующей улыбкой. Она была из тех женщин, которых я бы с удовольствием очаровал. Я уже решил, что даже если больше никто не придет, все равно с радостью почитаю отрывки. Одно присутствие этой женщины стоило всех моих усилий. Я посмотрел на часы. Мы уже задерживались с началом, но Рут Харрис попросила подождать еще несколько минут. И вскоре пришли еще два человека. Грегори Коллинз и Никола.
– Простите за опоздание, – оживленно сказала Никола, словно ее появление само собой разумелось. – Я заблудилась. А потом встретила этого приятного человека и спросила у него дорогу. Оказалось, что он тоже идет сюда и тоже заблудился, но все-таки мы здесь.
Мы с Грегори переглянулись и попытались найти какие-нибудь слова.
– Меня зовут Грегори Коллинз, – вымолвил я наконец, пожимая ему руку.
– А меня Боб, – ответил Грегори не моргнув глазом, – Боб Бернс.
Ничего себе имя.
– Приятно познакомиться, Боб.
– Не Робби Бернс, случаем? – спросила Рут Харрис, коротко хихикнув.
– Нет. Робби Бернс – это шотландский поэт восемнадцатого века, который скончался в тысяча семьсот девяносто шестом году. Так что, очевидно, я – не он, – сказал Грегори, и никто не понял, смеяться или нет.
Оставалось только гадать, какие мотивы привели Грегори и Николу на этот вечер. Грегори, наверное, надеялся погреться в отраженных, если не сказать преломленных, лучах славы. Возможно, хотел увидеть масштабы своей популярности, посмотреть, что у него за поклонники. Не повезло тебе, Грегори. Но вполне возможно, он хотел приглядеть за мной, убедиться, что я не стану искажать его мысли. Если так, то не очень-то он мне доверял.
Игру Николы понять было труднее. Она догадывалась – по меньшей мере, – что в ее присутствии я буду чувствовать себя скованно, и это Николу, безусловно, устраивало, но если то была единственная ее цель, то она проделала слишком уж длинный путь. Мне подумалось, что, возможно, Никола собирается публично меня разоблачить, и если так, хорошо бы знать, сделает она это во время или после выступления. До выступления я не дал ей ни единой возможности. Как только они с Грегори пришли, мы перебрались в заднюю комнату, и я сразу принялся читать.
Я заранее определился, что лучше начать с самых непристойных отрывков. Хотя эти куски и могли кого-то оскорбить, равнодушными они точно никого не оставят. Мой расчет строился на том, что аудитория будет мне незнакома, но с нынешним составом слушателей – кого я мог оскорбить и кто мог остаться равнодушным? А потом я решил прочесть длинный философский отрывок о языке и молчании, явно подражательный, но однозначно свидетельствующий о крайней серьезности автора.
Зачем мне было демонстрировать серьезность Грегори Коллинза? Зачем я хотел выставить его в выгодном свете? Почему, к примеру, не прочел самые слабые, самые неудачные, самые дурно написанные места? Простейший ответ – потому что я не из таких людей. Хотя я затаил обиду на Грегори и немного завидовал ему, зачем выставлять его перед миром полным дерьмом? Беспричинная злоба – это не по мне. Но еще важнее: выступал-то я, а не Грегори, и мне вовсе не улыбалось, чтобы кто-нибудь подумал, будто вот этот человек из плоти и крови является полнейшим дерьмом.
Жертвы его страсти никому не расскажут о том, что с ними произошло. Нет, не потому, что маньяк их убивает, – просто они сами не могут этого понять… «Город под кожей» – один из лучших нуар-триллеров последних лет. Это уникальный коктейль из напряженного сюжета, черного юмора, особого «медицинского» цинизма и безудержной игры слов.
Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.
По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.
Если обыкновенного человека переселить в трущобный район, лишив пусть скромного, но достатка, то человек, конечно расстроится. Но не так сильно, как королевское семейство, которое однажды оказалось в жалком домишке с тараканами в щелях, плесенью на стенах и сажей на потолке. Именно туда занесла английских правителей фантазия Сью Таунсенд. И вот английская королева стоит в очереди за костями, принц Чарльз томится в каталажке, принцесса Анна принимает ухаживания шофера, принцесса Диана увлеченно подражает трущобным модницам, а королева-мать заводит нежную дружбу с нищей старухой.Проблемы наваливаются на королевское семейство со всех сторон: как справиться со шнурками на башмаках; как варить суп; что делать с мерзкими насекомыми; чем кормить озверевшего от голода пса и как включить газ, чтобы разжечь убогий камин...Наверное, ни один писатель, кроме Сью Таунсенд, не смог бы разрушить британскую монархию с таким остроумием и описать злоключения королевской семьи так насмешливо и сочувственно.
Тед Уоллис по прозвищу Гиппопотам – стареющий развратник, законченный циник и выпивоха, готовый продать душу за бутылку дорогого виски. Некогда он был поэтом и подавал большие надежды, ныне же безжалостно вышвырнут из газеты за очередную оскорбительную выходку. Но именно Теда, скандалиста и горького пьяницу, крестница Джейн, умирающая от рака, просит провести негласное расследование в аристократической усадьбе, принадлежащей его школьному приятелю. Тед соглашается – заинтригованный как щедрой оплатой, так и запасами виски, которыми славен старый дом.
Жизнь непроста, когда тебе 13 лет, – особенно если на подбородке вскочил вулканический прыщ, ты не можешь решить, с кем из безалаберных родителей жить дальше, за углом школы тебя подстерегает злобный хулиган, ты не знаешь, кем стать – сельским ветеринаромили великим писателем, прекрасная одноклассница Пандора не посмотрела сегодня в твою сторону, а вечером нужно идти стричь ногти старому сварливому инвалиду...Адриан Моул, придуманный английской писательницей Сью Таунсенд, приобрел в литературном мире славу не меньшую, чем у Робинзона Крузо, а его имя стало нарицательным.