Becoming. Моя история - [73]

Хотя на самом деле мы ничего не контролировали, в конце концов нам показалось, что мы все рассчитали идеально. Рано утром 4 июля 1998 года я почувствовала первые схватки. Мы с Бараком зарегистрировались в больнице Чикагского университета, взяв с собой Майю – она прилетела с Гавайев, чтобы быть рядом к сроку, – и мою маму для поддержки. Это было за несколько часов до того, как по всему городу запылали угли барбекю, люди расстелили на траве вдоль берега одеяла, размахивая флагами и ожидая, когда над водой распустятся бутоны городского фейерверка. Но мы все равно пропустили все это, потерявшись в совершенно другом пламени и цветении. Мы думали не о стране, а о семье, когда Малия Энн Обама, одна из двух самых совершенных детей, когда-либо и кем-либо рожденных, попала в наш мир.

14

Материнство стало моим мотиватором. Оно диктовало мои движения, мои решения, ритм каждого моего дня. Мне не потребовалось ни секунды, ни единой мысли, чтобы оказаться полностью поглощенной новой ролью матери. Я – человек, ориентированный на детали, а ребенок состоит из одних деталей. Мы с Бараком изучали каждую часть маленькой Малии, впитывая тайну ее розовых губ, темной пушистой головки, расфокусированного взгляда и непредсказуемых движений крохотных ручек и ножек. Мы купали и пеленали ее, прижимая к груди. Мы следили за ее едой, часами сна, каждым ее бульканьем. Мы анализировали содержимое каждого испачканного подгузника так тщательно, словно оно могло раскрыть все ее секреты.

Крошечный человек, доверенный нам. Я была опьянена ответственностью, полностью в ее плену. Я могла потратить час, просто наблюдая за ее дыханием. Когда в доме есть ребенок, время растягивается и сокращается, не соблюдая обычных правил. Один день может казаться бесконечным, а затем внезапно шесть месяцев пролетают мимо. Мы с Бараком смеялись над тем, что родительство сделало с нами. Если когда-то за обедом мы разбирали хитросплетения системы ювенальной юстиции, сопоставляя то, что я узнала за время работы в Public Allies, с идеями, которые Барак пытался вписать в законопроект штата, то теперь мы с не меньшим пылом обсуждали, не слишком ли Малия зависима от соски, и сравнивали, кто как укладывает ее спать. Мы были, как и большинство новых родителей, одержимыми и немного скучными, и ничто не могло сделать нас счастливее. Мы таскали малышку Малию в коляске с собой в «Зинфандель» на пятничные свидания, пытаясь понять, как бы так распределить наш заказ, чтобы уйти, прежде чем она устанет сидеть на одном месте.

Через несколько месяцев после рождения Малии я вернулась к работе в Чикагском университете. Я договорилась выйти на полставки, полагая, что так наконец смогу одновременно строить карьеру и быть идеальной матерью, балансируя между Мэри Тайлер Мур и Мэриан Робинсон, как всегда и рассчитывала. Мы нашли няню, Глорину Касабаль, заботливую, опытную сиделку лет на десять старше меня. Она родилась на Филиппинах, выучилась на медсестру и вырастила двоих собственных детей. Глорина – Гло, – невысокая суетливая женщина с короткой практичной стрижкой и очками в золотой проволочной оправе, могла поменять подгузник за двенадцать секунд. Она обладала всеми компетенциями медсестры и на ближайшие несколько лет стала жизненно важным и желанным членом нашей семьи. Самым важным ее качеством было то, что она страстно любила моего ребенка.

Я не понимала – и это также войдет в мой список вещей, о которых многие из нас узнают слишком поздно, – что неполный рабочий день, особенно когда он должен стать уменьшенной версией полного рабочего дня, оборачивается ловушкой. По крайней мере, так получилось у меня. На работе я все еще должна была присутствовать на всех встречах и выполнять большинство тех же самых обязанностей, вот только теперь получала за это половину зарплаты и пыталась втиснуть все в двадцатичасовую рабочую неделю. Если собрание затягивалось, я мчалась домой с головокружительной скоростью и забирала Малию, чтобы мы успели (Малия нетерпеливая и счастливая, я потная и задыхающаяся) на урок «Червячков» в музыкальной школе Нортсайда. Для меня это было похоже на двойные путы, искажающие рассудок. Я боролась с чувством вины, когда мне приходилось отвечать на рабочие звонки. Я боролась с чувством вины, когда в офисе отвлекалась на мысль о том, что у Малии может возникнуть аллергия на арахис. Работа на полставки должна была дать мне больше свободы, но вместо этого оставляла ощущение, что я все и везде делаю только наполовину, а все границы в моей жизни размылись.

Между тем Барак едва ли хоть что-то упускал в своей жизни. Через несколько месяцев после рождения Малии его переизбрали на четырехлетний срок в Сенат штата 89 % голосов. Он был популярен и успешен и начал задумываться о большем: баллотироваться в Конгресс США. Барак надеялся сместить демократа по имени Бобби Раш, который работал там уже четвертый срок. Думала ли я, что баллотироваться в Конгресс – это хорошая идея? Нет. Мне показалось маловероятным, что Барак победит, учитывая, что Раш хорошо известен, а Барак все еще оставался практически никем. Но на самом деле он теперь был политиком и имел влияние в демократической партии штата. Некоторые из его советников и сторонников убеждали Барака попробовать. Кто-то провел предварительный опрос, подтвердивший, что он может победить. Я точно знаю о своем муже: нельзя просто так поманить его новой возможностью, чем-то, что может дать ему еще больше влияния, и ожидать, будто он этим не воспользуется. Он так не сделает. Никогда.