Be More Chill [Расслабься] - [2]

Прислушиваюсь к тому, что происходит вокруг. Марк Джексон со своим приятелем Джексоном Марксом обсуждают видеоигры. Роб, попеременно ковыряясь в носу, во рту и в ушах (поменять местами он их, что ли, пытается?), решает задачку, скорее всего, по матанализу. Барбери объясняет, что теперь все должны называть его доктором Барбери: он, видите ли, заказал себе докторскую степень по Интернету. Кристин сидит тихо, словно накрытая стеклянным колпаком. Какая же она все-таки хорошенькая!

– Кстати! У Кристин Канильи появился новый обожатель, – произносит Дженна.

Ого!

– Дженна! – предостерегающе шипит Энн. – Он же услышит.

О-го-го! Сижу тише воды, ниже травы. Спокойно, Джереми, спокойно. На девиц я не смотрю, значит, они не могут догадаться, что я их слушаю. Но я всегда слушаю. Я всегда начеку. Кошусь на Дженну. Та смотрит на меня так, словно я лишь слегка интереснее пустого места. Отворачиваюсь.

– Ага, это он, – отвечает она Энн. – Говорят, письмо ей написал.

Никаких писем я не писал! Даже не разговаривал с ней. Не считать же разговором фразу, сказанную в кабинете школьного клуба: «Не нажимай С7, батончики “Нутри грейн” в этом автомате застревают»? Батончики там действительно застревают. Ну не могу я говорить с Кристин! Могу лишь смотреть и думать о том, какая она красивая. Сами знаете, как это бывает. В смысле, у нее светлый ум и хороший характер – короче, то, что полагается иметь девчонке, чтобы компенсировать красоту. Однако, будь она злобной идиоткой, все равно осталась бы красавицей, и я бы на нее запал.

– Он странный, – добавляет Дженна.

Ну почему, почему именно сегодня? Погано. У меня в кармане шоколадный «Шекспир». Вроде шоколадных пасхальных кроликов, только «Шекспир». На первой репетиции я собирался подарить его Кристин. Крепко сжимаю шоколадку.

Дженна продолжает что-то шептать, но я уже не слушаю. Прикрыв локтем «Список», ставлю жирную галочку в столбце «Полные кранты». Отдельного столбца для перешептываний за моей спиной у меня нет, так что приходится занести в этот. И тут мистер Гретч спрашивает:

– Джереми, поведай нам, чему равняется угол?

Классика. Прямо как в кино про школьников. В первую секунду мне даже не верится, что это происходит со мной.

Моя тетрадка закрыта. Ею я загораживал «Список унижений». Мои нейроны не деполяризуются (мы проходили это на биологии).

Полные кранты! Второй раз за утро.

3

На большой перемене отправляюсь в столовку на поиски своего друга Майкла Мелла. Майкл никогда не садится на одно место два раза подряд. Он то устраивается внутри, за длинным пластиковым столом, то снаружи, на какой-нибудь изрезанной деревянной скамейке для пикников в окружении садовых скульптур в виде гигантских пчел. Впрочем, Майкла вы ни за что не пропустите: долговязый белый парень с «афро», какое бывает только у белых парней, и огромными наушниками со спиралевидным, как у старых телефонов, проводом. Эти наушники – его «пропуск» куда угодно: хоть к качкам, хоть к задротам, играющим в «Вархаммер», а то и за столик к девчонкам (впрочем, Майкл подсаживается только к азиаткам). Когда у него на голове наушники, никто его не трогает. Ясно же, что человек размышляет о чем-то важном.

– Как дела? – спрашиваю я, подходя к нему.

За обедом Майкл музыку не слушает, ему просто нравится носить наушники.

– М-м-м, – мычит он в ответ, уминая сэндвич с рыбной котлетой и сыром и запивая его шоколадным молоком. – А у тебя?

– У меня проблемы.

Достаю из кармана шоколадного «Шекспира», обернутого в фольгу с узором в викторианском стиле, кладу перед Майклом, сажусь, облокотившись на стол.

– Кажется, я не смогу отдать его Кристин.

– М-м-м, угу.

– Майкл!

– Угу.

– Прекрати, а?

Майкл ухмыляется и выдавливает через щель в зубах рыбно-сырную жвачку. Кусочек шлепается на поднос.

– Наркоман чертов! – хохочу я. – Увидят же.

– Угу. – Майкл глотает, и его кадык ходит туда-сюда. – Ну так что там у тебя? – Он отхлебывает молока, утирает рот тыльной стороной ладони. – Что-то с Кристин? Зассал?

– Ну-у-у, – я даже не прикасаюсь к еде, – вообще все паршиво.

– Что именно? Постой, дай угадаю. Ты сморозил при ней какую-то глупость?

– Да нет, но все, похоже, так считают. А это, сам понимаешь, одно и то же.

– Не-а. – Майкл принимается за апельсиновое мороженое. – «Я сделал» и «люди думают, что я сделал» – это совершенно не одно и то же.

– Болтают, будто я написал ей письмо.

Майкл принимается раскачиваться и напевать:

– «Ты мне – письмо-о-о, я тебе – пе-е-есню…»

Пихаю его в плечо.

– Ты чего?!

– Не надо никаких Weezer, окей?

– Попробую запомнить. – Он складывает руки на груди. – И кто же думает, что ты написал ей письмо?

– Дженна Ролан. А еще она сказала, что я – «новый ухажер» Кристин.

– Ты прям как девчонка. – Майкл встает и выбрасывает объедки в ближайший мусорный бак. – Что обо всем этом думает сама Кристин? Вот что важно.

– Да, ты прав, конечно. Но это не единственное, что имеет значение в такой… ситуации. – Я машу руками для убедительности. – Отдавать ей сейчас шоколадку или нет? Вот в чем вопрос. Не будет ли это выглядеть доказательством, что я ухажер?

– Джереми, – Майкл тщательно застегивает пуговицы на рубашке, – шоколадный «Шекспир» – идея гениальная. Сам посуди: шоколад любят все, кроме разве что отдельных ненормальных, предпочитающих чипсы. – Он косится на рыжую девчонку за соседним столом, пожирающую чипсы. – А вы с Кристин играете в шекспировской пьесе. Следовательно, ей Шекспир тоже нравится.