Бдыщь-мен и Ко - [3]

3

Каждый день я пишу по странице в Livejournal, каждый день я выдумываю тебя, Дзинь-Лянь. Ты идешь по улице, ешь мороженое, рядом проходит Кентавр,

Jesus Christ распахивает в объятьях руки, мимо проносится мамонтов стадо, ты одергиваешь юбку и не знаешь, что через мгновенье тебя не станет.

4

Каждый день я пишу по странице в Livejournal, ведь рассказ о смерти интересней ее самой. Кто глаза твои, будто крыжовник, зеленые, колючие и кислые поцелует весной, на исходе жизни?

5

Каждый день я пишу по странице в Livejournal, и, ставя точку, я думаю о нас.

Мой рабочий стол, если взглянуть приближенно, не только внешне похож на небо и пора завер­шить сеанс.

Пусть суровые братья твои, пролетарии, разорвут твое тело, под барабанный бой.

Дзинь-Лянь, я хотела все бросить к чертовой матери, но вечером жму на power, — вспыхивает монитор и в каменном кубе комнаты — я единственная живая тварь, мыслю, пишу, сливаюсь с компом.

Прости, что убила тебя, Дзинь-Лянь!

Оффлайн

Дороги, которые нас выбирают

Дороги, которые нас выбирают,

Давно пролегают

За пределами рая,

За пределами дома,

За пределами детства,

Где все знакомо.

И с каждым ударом сердца

Мы удаляемся в лес,

Где с кисельными берегами

То ли Стикс, то ли Донец,

То ли река, что зовется Луганью.

И каждый из нас горяч и отчаян.

И мы то брассом, то баттерфляем

Плывем, и каждый представляет, что он Чапаев.

Мы станем рыбам

Удобным кормом,

Мы станем илом,

Мы станем торфом,

Мы станем мифом,

И анекдотом...

Но кто-то все-таки выплывает,

И слава Богу.

И он проложит свою дорогу

Кофейный синдром

В одно из прекрасных утр,

Проснешься ты стар и мудр,

Встанешь с кровати, устав

от ночных Камасутр,

Накинешь халат на плечи,

Возьмешь свою джезву,

Заваришь себе покрепче,

Сядешь в кресло.

Что еще нужно

Для полноты бытия?

На поверхности кружки

Темная полынья.

Затягиваясь поглубже,

Как в фильме Джармуша,

Ты падаешь в омут,

Пока за плечо не тронут.

Что гадать на кофейной гуще

Кто виноват? — Пушкин!

Что гадать, почему ты никем не понят!

Потому что ответов нет

Или они банальны,

Потому что счастье —

Это то, что сейчас,

И каждый рассвет,

Заходящий в спальню,

На шаг приближает твое «Прощай».

Хрустальный корабль Саше Пушкину

В нашем промышленном городе,

в колыбели Донбасса,

Где, как сказала премьер:

Шахтер — престижная мужская профессия,

Мой отец — философ и флибустьер,

Только такой и может вырастить принцессу.

Стащив у него полкорабля,

На бревне в подворотне,

Я затягиваюсь, и земля

Раскрывает свои горизонты.

Рядом со мною мой мальчик

Из параллельного класса —

Двоечник, джентльмен удачи,

Юн и особо опасен.

Зовут его Саша Пушкин, с глазами темными как антрацит,

Мы с ним в одних наушниках,

Наш crystal ship несется на риф!

В пьяной драке в какой-то пивнушке Сашка будет убит...

Не найдут виноватых.

Не будет Дантеса.

И мгновений чудных не будет.

Поплачет его принцесса и позабудет.

Луганка мун

Это было давным-давно Он меня пригласил в кино,

На последний сеанс, на последний ряд,

Я помню, губы мои горят,

Где-то рядом хрустит поп-корн,

Шон Коннери мчит на своем авто,

И целая жизнь вмещается в час,

И проносится мимо, потом сквозь нас.

Он как Джеймс Бонд

Меня берет в оборот,

Он как Джеймс Бонд

Меня целует рот в рот.

Я помню нашу фабрику грез,

Но double agent — double crossed...

Завтра все разлетится к чертовой матери,

Завтра его безголовее тело найдут в вентиляторе

Заброшенной шахты на берегу Луганки

И в ней отразится луна Касабланки.

За металл

Возле меткомбината находился пивбар

С поэтическим названием «За металл».

Какой-нибудь сталевар,

Уставший, голодный,

После свидания с домной

В своей преисподней

Опрокидывал там 100 грамм,

Потом еще и еще,

Теряя счет,

И горячий нектар,

Обжигая гортань

Делал его свободным,

Превращая в поэта...

Душа отслаивается от тела.

Что это — остановка сердца

или остановка мгновения?

Или и то и другое одновременно?

Он бродит между мирами

Он бродит между мирами

О чем-то спорит с ментами,

Требует от них доказательств существования Бога,

Цитирует Канта.

И ангелы в черных тогах

Хохочут над жалким комедиантом,

И только кровавая Мери

Роняет над ним слезинку.

Сержант-экзорцист говорит: «Delirium tremens»

И осеняет его дубинкой.

День, когда завяла сирень (стих об Инге Т.)

Инга, ты помнишь день,

Когда завяла сирень?

Когда Кровавая Мери запуталась в сетке вен?

И как мы бредем через площадь Героев ВОВ

В твой дом, а может в любовь,

А может быть, — вон,

Вон из этой жизни, где правит постылый быт,

Пойдем туда, где нас не найдут,

ни родители, ни менты,

Где вечный май, и где не вянут цветы!

Бродский форевер

Здравствуй, мой Бродский!

Давай поебемся по-скотски.

Ты далеко, а я здесь в глуши Камбродской,

Это не ссылка, но все-таки захолустье.

Помню глаза твои полные страсти и грусти.

Ты заходи, и, быть может, печаль отпустит.

Кто я? Да я же твоя Трагедия,

Сестра твоя или Сестра Милосердия,

А может быть просто Ведьма я,

А значит, душа моя продана,

Проклята, Поэзией изуродована.

Я бы к тебе и сама, я не гордая,

Да только не знаю я адреса,

Рай, пустота, — кто признается...

Параллельные линии хоть где-то пересекаются?

Я постелю нам постель, или на пол брось меня,

Я не хочу на бумагу, хочу на простыни,

А, все одно, — в горизонтальной плоскости.