Баженов - [68]

Революционная гроза приближается. Неожиданно наступил застой в промышленном производстве, парализована торговля, нарушена система снабжения продовольствием. Положение дел усугубляется тем, что наступил неурожайный год. Крестьяне, оставляя насиженные места, бродяжничают, поднимают мятежи, грабят продовольственные склады. Нужда накаляет политическую атмосферу. Королевский двор бессилен что-либо сделать. Ложа Великого Востока обложила своих многочисленных зажиточных «братьев» более высокими взносами и «добровольными» пожертвованиями. Кассы ордена быстро пополняются капиталом. Значительную их часть тайные руководители масонства определяют на благотворительность, филантропию, на помощь голодающим.

— Полагаю, что это делается для того, — высказывал свое мнение граф Брюс, — чтобы еще больше подчеркнуть несостоятельность законной королевской власти и привлечь простолюдинов на сторону масонов. Таким образом, — резюмировал Брюс, — сии коварные люди одной рукой клянутся в верности государю и отечеству, а другой рукою расшатывают королевский трон.

Абсолютизм действительно потерпел поражение. Но плоды победы достались отнюдь не тем, кто в открытом бою рисковал жизнью. Они достались буржуазной аристократии, которая поспешила прибрать к рукам Национальную гвардию, призванную защищать завоевания революции. Главнокомандующим Национальной гвардии был назначен маркиз Лафайет, весьма влиятельное лицо в масонских кругах. Будучи членом ложи «Чистоты», он не уставал повторять, что задача масонства — это «помощь бедным», «воспитание сирот» и «стремление к братству всех людей» на равноправной основе. Однако, став Главнокомандующим, он закрыл доступ в Национальную гвардию не только простолюдинам, но вообще представителям всех демократических слоев общества.

Такова же «логика» поведения и самого популярного деятеля революции, графа Оноре де Мирабо. Он тоже был влиятельным человеком среди масонов и завсегдатаем политических клубов — лож. Первоначально Мирабо завоевал себе популярность красноречием, острыми политическими выступлениями, либеральными лозунгами. Однако, став лидером Учредительного собрания, он незамедлительно повернул вправо и стал действовать вопреки Декларации прав человека и гражданина, предложенной самими же масонами и принятой 26 августа 1789 года. Не лучшим образом повели себя и другие «конституционалисты» — представители крупной буржуазии, ловко манипулировавшие красивыми лозунгами. «Так крупная буржуазия, отделившись от своих недавних союзников по третьему сословию, установила фактически и юридически свое господство в стране». Требования крестьян остались невыполненными. Был принят также декрет, направленный против рабочих. Он запрещал стачки и объединение рабочих в союзы. Зато достигла своих целей буржуазия. Она устранила на своем пути те препятствия, которые мешали свободной предпринимательской деятельности и ограничивали ее политическое влияние.

Разумеется, Екатерина Великая была далека от такого анализа происходящих во Франции событий. Ее, как представителя монархической власти, волновало другое. Графу И. А. Остерману (от 24 сентября 1791 года) Екатерина писала, что французского короля «заставили подписать нехристианскую конституцию, но антихристову, по которой ipso facto отрешен от римской веры…». В следующей записке тому же Остерману императрица довольно четко излагает свою позицию солидарности с представителями абсолютистской власти: «Я думаю, чтоб с Венским и иными дворами условиться, чтоб, когда французское собрание пар(ламента) объявит от себя, что оно со всеми державами хочет жить в согласии, им ответствовать и требовать освобождения короля Людовика XVI, супруги и фамилии, и в противном случае от них не принимать министров, а своим приказать выехать, кораблей их не пускать в гавани и всех присягнувших собранию французов не терпеть нигде; королевской же партии дать покровительство, понеже сие дело есть дело всех королей, с которыми тогда уже поссорились, когда по всей вселенной разослали министров для взбунтования народов».

Екатерина на основании некоторых донесений пришла к заключению, что во французской революции и поражений королевской власти повинны прежде всего масоны, которые, по мнению француза Джона Робинсона, плетут сети заговора «против всех религий и правительств Европы». А посему, считала императрица, отнюдь не случайно, что многие иноземные дипломаты и пронырливые торговцы, а также разного рода авантюристы (типа Калиостро), выступающие под видом ученых и ясновидцев, являются масонами, кои пытаются распространить в России свое влияние и заручиться клятвами русских в верности ордену и влиятельным заморским особам. Ближайшие доверенные лица Екатерины, в том числе Брюс, Потемкин и Прозоровский, еще более подогревали тревожные настроения и «догадки» императрицы. Ссылаясь на более или менее достоверные агентурные данные, они докладывали о подозрительной деятельности масонов на территории разделенной Польши, а также в пределах Литвы и Белоруссии, присоединенных к России. В донесениях говорилось, что католики и униатское духовенство направляют свою тайную деятельность на искоренение православной веры, на восстановление шляхетской Польши в пределах 1772 года и что в этом активное участие принимают масоны, особенно члены ордена Злато-розового креста — розенкрейцеры.