Баженов - [10]

Новиков не был атеистом, но и к христианским догмам относился по-своему, можно сказать, творчески. Видимо, это проявилось и в студенческие годы, когда он только начинал изучать различные направления философии и искать для себя наиболее приемлемую доктрину? В сочинении Н. Сушкова, в его воспоминании о Московском университете (издано в 1848 г.) встречаются такие слова: «Только закоснелая леность и бешено злой нрав подвергали неисправимого остракизму — изгнанию». Может быть, все дело «в злом нраве» Новикова, а не в «лености и нехождении в классы»? Может быть, последняя формулировка была для администрации университета более предпочтительна, так как не привлекала особого внимания?

Некоторые биографы предполагают, что дружба Баженова с Новиковым началась в стенах Московского университета. В это трудно поверить. Слишком велика для молодых разница в возрасте: Баженову в то время было 18 лет, а Новикову — одиннадцать. Они станут друзьями, но много позже. Что же касается студенческой поры, то скорее всего в это время знали друг друга Баженов и Потемкин. Последнему в ту пору шел семнадцатый год. Дружбы между ними, конечно, не было: разные они люди, несхожие характеры, цели, жизненные принципы. Но то, что Потемкин не мог не замечать Баженова, — это несомненно. Учащихся в университете не так уж много, все друг у друга на виду. К тому же о таланте Баженова поговаривали не только его близкие друзья, но и педагоги, а Потемкин к чужой славе относился несколько ревниво.

На этом можно было бы и ограничить упоминание о Потемкине, тем более что их жизненные пути в дальнейшем почти не пересекаются. Но вот что любопытно. На судьбе наиболее замечательных баженовских проектов есть невидимые отпечатки личности Потемкина.

«Трудно сказать, был ли он гений или сумасшедший?» — так говорили о Потемкине его современники, на этот вопрос пытались ответить многие литераторы. Один из предков Григория Потемкина служил еще в 1676 году при дворе царя Федора Алексеевича. Григорий в семье — единственный сын. Он отличался крепким здоровьем, рост — выше среднего. Не столь уж красив, как его изображали художники XVIII века. Он мало читал, но умел быть наблюдательным и легко запоминал то, что слышал от других. Родители определили его в новоучрежденный Московский университет и одновременно приписали «к одному из гвардейских полков», чтобы обеспечить будущее «с двойным исходом». Особого интереса к наукам Потемкин не испытывал. Впрочем, в университете он начал заниматься неплохо. Был даже в числе других его воспитанников поощрен путешествием за казенный счет в Петербург. Он провел там несколько недель, быстро завязал круг знакомых. Трудно сказать, что больше всего повлияло на его мысли, настроение, жизненные планы и принципы, но именно с этого времени в нем начинают бурлить страсти, он жаждет активного действия. Григорий Потемкин вернулся в Москву другим человеком: «…его воображение было полно мечтаний, которые не могли не казаться безумными его учителям и товарищам». Вскоре его отчисляют из университета. «За леность и нехождение в классы»? А почему бы и нет, если такая обтекаемая формулировка больше устраивала администрацию университета. Итак, у Потемкина оставался еще один неиспользованный исход: армия. Он одолжил у знакомого архиепископа Можайского, Амвросия Цертис-Каменского, 500 рублей и поспешил в Петербург. (Кстати, эту сумму, даже будучи очень богатым человеком, Потемкин так и не вернул своему кредитору.) В столице он поступил на службу в конногвардейский полк. На первых порах в получении военных чинов ему помог генерал-лейтенант Загряжский, родственник его матери. Но медленное восхождение на Олимп славы его не устраивало. А славы он жаждал более всего. Спокойная жизнь его утомляла. Потемкин в эти годы был готов пуститься даже на авантюру. Риска он не боялся. Полагался на интуицию, верил в судьбу.

Долго искать случая для выгодной авантюры Потемкину не пришлось. Когда летом 1762 года Екатерина облачилась в Преображенский мундир и повела заговорщиков против своего мужа, императора Петра III, то Потемкин оказался в числе самых активных участников переворота.

На фоне осмотрительности и нерешительных действий Орловых Григорий Потемкин выглядел героем. Не думая о последствиях, ему не терпелось реализовать планы великой княгини. Это соответствовало настроению Екатерины. Она отдавала указания за указаниями. 2 июля 1762 года Алексей Орлов писал: «…В силу именного Вашего повеления я солдатам деньги за полгода отдал, так же и унтер-офицерам, кроме одного Патючкина вахмистра, для того, что он служил без жалованья. И солдаты некоторые сквозь слезы говорили про милость Вашу, что они еще такого для Вас не заслужили, за чтоб их так в короткое время награждать». Все было готово. Вот только Орловы медлили. Даже грубоватый и самоуверенный Алексей поддался панике. 6 июля 1762 года: «Матушка наша, милостивая Государыня. Не знаю, что теперь начать. Боюсь гнева от Вашего Величества, чтоб Вы чего на нас неистового подумать не изволили, и чтоб мы не были причиной смерти злодея Вашего и всей России, также и закона нашего». (Подпись оторвана. На обороте адрес: «Матушке нашей Всероссийской».) Будущая императрица нервничала.