Базельский мир - [8]

Комин засмеялся.

— И ты туда же! «Голоса, видения». Конечно! После стольких зимовок в Антарктиде, что же это еще может быть!? Нет, брат! — он тоже сделал глоток. — Это было бы слишком просто. Я, может, и сам бы охотнее согласился быть сумасшедшим. Но тут другое…

— Что?

— Чувство космоса.

— Чувство космоса? — что-то подобное я и ожидал услышать. Если у человека, взорвавшего Антарктиду, нет видений, то обязательно должно быть что-нибудь вроде «чувства космоса».

— Оно есть у каждого человека с рождения, — продолжил Комин. — Только развито в разной степени. И каждый определяет его для себя по-разному. Для кого-то это религиозное чувство, ощущение присутствия Высшего существа, Абсолюта. Для кого-то чувство долга, ответственности перед кем-то или чем-то, что вне тебя. Для кого-то вдохновение. Когда художники или писатели говорят, что кто-то водит их рукой — это оно! Ты сам наверняка когда-нибудь такое испытывал.

— Что-то не припомню, — признался я. — Я далек от всей этой эзотерики, даже в гороскопы не верю.

— Это не эзотерика, — возразил Комин. — Это физика, на уровне средней школы. Космическое излучение. Все вокруг пронизано им. Свет Солнца и других звезд мы видим, но помимо света есть невидимые волны — радиоволны, электромагнитные волны. Они несут в себе информацию, информацию обо всем. О настоящем, о далеком прошлом. Собственно, разницы между настоящим и прошлым нет.

— Да-да, — видя мое удивление, оживился Комин. — Свет от Солнца доходит до нас через восемь минут. От далеких звезд он может идти тысячи, миллионы лет. Звезд уже нет, но мы их видим, для нас они существуют. То есть когда бы ни погасла любая из звезд, во Вселенной всегда найдется место, где эта звезда по-прежнему светит.

Люди — как звезды. Каждый объект Вселенной формирует свое излучение. И если человек умирает, перестает существовать здесь, во Вселенной есть место, где его излучение еще живет. Смерти нет, есть лишь расстояние, а расстояние — вещь преодолимая. И времени нет. Мы живем во всех временах сразу.

— Лихо! — усмехнулся я.

— Я тебя научу! — Комин поставил стакан. — На кухне неудобно, пойдем в гостиную на диван!

— Что это ты задумал? — насторожился я.

— Не бойся, больно не будет.

Вставать мне не хотелось, но Комин решительно взял меня под локоть и потянул в гостиную. Он подвел меня к дивану.

— Садись! Устраивайся удобнее! — сам он уселся рядом со мной, откинулся на спинку и вытянул ноги. — Закрой глаза! Закрой, не бойся!

— Да я не боюсь, — сказал я, тоже вытягивая ноги. — Просто ерунда какая-то, взрослые люди… Ну, закрыл. — Я закрыл глаза.

— Теперь представь звездное небо. Прямо над тобой, как ты его помнишь.

— Да я его не особо…

— Молчи! — скомандовал Комин. — Смотри на это небо, разглядывай его, не спеши. Спокойно, медленно разглядывай. Постарайся почувствовать, как через тебя проходят невидимые лучи.

Как только я закрыл глаза, тут же вспомнил, что завтра у меня встреча с клиентом в Люцерне по поводу «Картье» из лимитированной серии, а бутик до сих пор не подтвердил скидку. Нужно будет с утра в половине десятого звонить. Только не забыть! Прямо с утра, как только они откроются.

— Прислушайся к себе, — раздался вкрадчивый голос Комина.

Я открыл глаза.

— Рано! — запротестовал Комин.

— Не получится у меня, — сказал я, выпрямляясь. — Ерунда какая-то! Давай выпьем!

— Это не ерунда, — Видно было, что Комина задели мои слова.

Я пошел на кухню, принес бутылку, разлил остатки виски по стаканам.

— Лучше расскажи, как тебе удалось ледник взорвать.

— Поздно уже, в другой раз, — заартачился Комин, но стакан взял.

— В другой так в другой, — согласился я. — А еще один маленький вопрос, напоследок, можно? Откуда в этой истории взялся Лещенко?

— Взялся и взялся, — хмуро буркнул Комин.

— Нет, правда, он что, проникся твоими идеями?

— А может, и проникся? Не все же такие железобетонные, как ты. Он, между прочим, географический факультет питерского универа закончил. Так что кое в чем разбирается.

— А где ты с ним познакомился?

— В Италии, случайно.

— Как это, случайно?

— На улице. Увидел у меня в руках книгу на русском. Подошел, разговорились. Вина выпили. Рома — свой парень.

— Свой, это точно.

Бутылка виски опустела. Разговор сошел на нет, оставив послевкусие легкого взаимного раздражения.

Утром Комин ушел раньше, чем я проснулся. Никаких своих координат он не оставил, а спросить с вечера я не догадался.

Поезд прибыл в Люцерн точно по расписанию. Бутик «Амбассадор» в пяти минутах ходьбы от вокзала. Я не спешил, сделал пару телефонных звонков, в итоге опоздал на три минуты. Клиенты, супружеская пара из Петербурга, уже ждали меня у входа.

— А мы пришли вовремя! — торжествующе сообщила супруга, дама лет пятидесяти, одетая ярко и дорого. — В Швейцарии надо быть пунктуальным!

Я принялся извиняться. Русские люди в Швейцарии становятся ужасно пунктуальными. В Москве или Петербурге ни одна встреча не может состояться вовремя, опоздание на полчаса считается само собой разумеющимся, но именно в Швейцарии они всегда и везде приходят минута в минуту, будто пунктуальность — это местный туристический аттракцион, наподобие экскурсии на шоколадную фабрику. Я специально опаздываю на две-три минуты, чтобы дать им полнее насладиться моментом.