Базар житейской суеты. Часть 2 - [40]

— Какая славная ночь, и какъ ярко сіяетъ луна! сказалъ Джорджъ, покуривая сигару, и выпуская дымъ, который чудными змѣйками парилъ къ облакамъ.

— Какъ хорошо, я думаю, курить сигару на открытомъ воздухѣ! Я обожаю сигарный запахъ. Кто бы могъ подумать, что луна отстоитъ на двѣсти-тридцать-шесть тысячь восемъ-сотъ-сорокъ семь миль отъ земли? сказала Ребекка, посматривая съ улыбкой на эту невинную спутницу нашей планеты. Не странно ли, что я помню эти вещи? Fi donc! Мы не напрасно учились въ Академіи миссъ Пиикертонъ! Какъ спокойно море, и какъ ясно все, на что ни посмотришь! Объявляіо, что я могу почти видѣть отсюда берегъ Франціи.

И зеленые глазки мистриссъ Бекки засверкали искрометнымъ блескомъ, какъ-будто мракъ ночи для нихъ не существовалъ.

— Знаете ли вы, что я намѣрена сдѣлать въ одно прекрасное утро? спросила она послѣ короткой паузы.

Джорджъ не зналъ.

— Вотъ что, продолжала мистриссъ Бекки, — я плаваю чудесно, должно вамъ замѣтить, и поэтому, когда компаньйонка тетушки Кроли, старуха Бриггсъ — вы ее знаете, вы помните, у ней крючковатый носъ и длинные клочки волосъ на головѣ — когда Бриггсъ пойдетъ купаться, я намѣрена поднырнуть подъ ея купальню, и принудить ее помириться со мной въ водѣ. Чудесная стратагема, не правда ли?

Джорджъ разразился самымъ веселымъ смѣхомъ при этой остроумной и оригинальной мысли о водяной встрѣчѣ.

— Что вы тамъ заливаетесь, веселыя головушки? заголосилъ Родонъ, покрывая карту.

Амелія весьма некстати почувствовала приближеніе истерическаго припадка, и удалилась въ свою комнату поплакать наединѣ!

Нашей исторіи суждено въ этой главѣ вертеться взадъ и впередъ, и бродить впотьмахъ, повидимому, нерѣшительными шагами. Мы окончили благополучно поэтическій вечеръ и добрались до завтрашняго дня, по немного погодя, случай опять отодвинетъ насъ назадъ, такъ что читатель узнаетъ всю эту повѣсть не иначе, какъ въ свое опредѣленное время. Но этотъ безпорядокъ, смѣю васъ увѣрить, есть только мнимый, кажущійся, такой притомъ, какой вы встрѣчаете сплошь да рядомъ, на обширномъ рынкѣ житейскихъ треволненій. Случалось ли вамъ быть въ передней у секретаря государственнаго казначейства? Я бывалъ. Дюжины просителей, съ кроткимъ смиреніемъ, дожидаются своей аудіенціи, и вызываются по очереди одинъ за другимъ, какъ вдругъ пріѣзжаетъ какой-нибудь, примѣромъ сказать, членъ ирландскаго парламента, — двери отворяются, и онъ, раздвигая толпу, летитъ безъ очереди въ кабинетъ секретаря. Такъ это бываетъ, и такъ должно быть, вы это знаете. Романистъ тоже обязанъ, въ своемъ литературномъ произведеніи, подчиняться такому же порядку. Все мы выслушаемъ, и все увидимъ, но маленькія происшествія должны посторониться, чтобы пропустить напередъ великія событія на нашемъ Базарѣ. Нечего и говорить, что извѣстіе, принесенное Доббиномъ въ Брайтонъ, извѣстіе о походѣ британской арміи и гвардіи въ Бельгію, гдѣ всѣ союзныя войска должны сгруппироваться подъ верховной командой его свѣтлости герцога Веллингтона, такое извѣстіе стоитъ выше всѣхъ мелкихъ приключеній, описываемыхъ нами въ этой исторической книгѣ. Отсюда, собственно говоря, и вышелъ этотъ маленькій безпорядокъ, легко извиняемый всѣми благомыслящими читателями, которыхъ наконецъ довели мы, въ этой главѣ, до свиданія нашихъ героевъ съ мистеромъ Доббиномъ, пріѣхавшимъ въ Брайтонъ на имперіалѣ дилижанса.

Итакъ — всѣ дѣйствующія лица переодѣваются къ обѣду. Джорджъ охорашивался передъ зеркаломъ, подтягивая свой галстухъ, и это обстоятельство было причиною, что онъ не слишкомъ торопплся сообщить своей Амеліи роковыя вѣсти, полученныя изъ Лондона. Однакожь, окончивъ свой туалетъ, онъ вошелъ въ комнату юной супруги, держа въ рукѣ дѣловое письмо съ такимь мрачнымъ, важнымъ и торжественнымъ видомъ, что Амслія мигомъ сообразила и постигала всю опасность какой-то неизвѣстной бѣдьи грозившей ея супругу. Быстро она подбѣжала къ Джорджу, и заклинала его всѣмъ священнымъ разсказать ей все; все; все!

— Походъ объявленъ?.. Сраженіе на будущей недѣлѣ?.. Тебя убьютъ, убьютъ, мой милый!..

Но милый Джорджъ, щадя чувствительность жены, уклонился отъ всякихъ разспросовъ насчетъ службы за границей. Онъ меланхолически покачалъ головою и трагически произнесъ:

— Нѣтъ? Эмми, нѣтъ; ты не угадала, мой ангелъ. Не о себѣ — вовсе нѣтъ — а o тебѣ, мой другъ, я безпокоюсь въ настоящую минуту. Я получилъ дурныя вѣсти отъ своего отца. Онъ отказывается отъ всякихъ переговоровъ со мною; онъ не признаетъ насъ своими дѣтьми и лишаетъ наслѣдства. Мы оставлены безъ всякихъ средствъ къ приличному существованію. Для меня это еще немного значитъ; но что станется съ тобой, мой ангелъ? На, читай.

И онъ подалъ ей письмо.

Всѣ эти великодушныя сентенціи благороднаго героя, Амелія, затаивъ дыханіе въ своей груди, выслушала съ напряженнымъ вниманіемъ, и потомъ усѣлась на поетель, чтобы прослѣдить документъ, поданный ей съ такимъ торжественно-мученическимъ видомъ. Но, сверхъ всякаго ожиданія, лицо ея прояснилось, когда она дочитала до конца роковое письмо. Мысль раздѣлять бѣдность и всякія лишенія съ обожаемымъ предметомъ не можетъ, ни въ какомъ случаѣ, поразить безпокойствомъ сердце любящей жены. Тутъ даже есть поэзія своего рода, восхитительная для женской души, и Амелія нѣкоторымъ образомъ была рада при взглядѣ на перспективу нищеты. Потомъ, какъ водится, ей сдѣлалось стыдно за свое эгоистическое чувство въ такую неприличную минуту, и она, удерживая порывы внутренняго удовольствія, проговорила голосомъ довольно трогательнымъ и печальнымъ: