Байки служивых людей - [21]

А все из-за чего? Из-за того, что в нужный момент действовал недостаточно решительно, из-за того, что заколебался...

О вреде близорукости в прямом и переносном смыслах

На заре своей переводческой карьеры, после 4-го курса восточного факультета Ленинградского университета, я попал на самый юг Аравийского полуострова, на так называемую «стажировку по войне». Военных переводчиков не хватало, и поэтому в спецкомандировки в те времена отправляли даже не доучившихся студентов гражданских вузов, каким был на тот момент и я.

По прибытии в страну назначения я был назначен на должность переводчика в парашютно-десантную бригаду спецназа, но на самом деле, конечно же, еще не мог никоим образом считаться полноправным членом славного братства военных переводчиков. И дело не только в уровне владения языком, надо еще усвоить обычаи и традиции этого братства, проникнуться его духом. В таком сложном процессе без наставников не обойтись. Был такой наставник и у меня. Звали его, скажем так, Анатолий Быстрицкий. Он был кадровым военным переводчиком и приехал в ту же страну, что и я, в звании капитана.

Быстрицкий был, безусловно, по-своему выдающимся человеком. Он обладал внешностью Андрея Миронова и рыжей шевелюрой, за что ему соответственно и дали сразу две клички Артист и Рыжая Бестия. Быстрицкий действительно был по-своему артистом и достаточно продувной бестией. В эту командировку он прибыл, как сам мне признался, исключительно ради получения майорского звания, потому что, в общем-то, имел неплохое место службы в Москве-матушке. Это теплое место раздобыл Быстрицкому батюшка – генерал в Генштабе Министерства обороны СССР. Имея папу генерала, Рыжий чувствовал себя, безусловно, на привилегированном положении. Ему прощались те вольности, за которые беспощадно «имели» всех прочих военных переводяг.

Однажды, помню, прилетела к нам комиссия из Главного политического управления для проверки уровня боевого духа и морали личного состава. Замполит наш, узнав о прибытии комиссии за неделю, носился по гарнизону как ошпаренный – заставил нас отдраить свои комнаты, посрывал со стен плакаты с не очень одетыми девушками... в общем, мы готовились. Один только Быстрицкий отнесся к страшной новости весьма индифферентно...

И вот настал Судный день. Переводчики в рубашках с галстуками ждали комиссию по своим комнатам, непринужденно листая конспекты по марксистско-ленинской подготовке и слушая магнитофонные записи советской эстрады (в нашей комнате, например, гоняли две песни: «В траве сидел кузнечик» и «До чего же хорошо кругом» в исполнении пионерского хора). Несмотря на беспрецедентный уровень подготовки к встрече, комиссия все же выявила у нас массу недостатков. Последняя комната в переводческой галерее, которую должна была посетить комиссия во главе аж с целым полковником, принадлежала Рыжему. Он, кстати, единственный из переводяг-холостяков жил один. Когда комиссия приблизилась к его двери, замполит наш явственно побледнел, потому что из комнаты доносилась какая-то песня на вражеском английском языке. После требовательного стука в дверь Быстрицкий появился на пороге. Все так и ахнули! Он встретил проверяющих в одних шортах. Главный полковник из Москвы радостно засипел, почуяв добычу. Когда он шагнул в комнату, сипение переросло в победный клекот, потому что все стены жилища Рыжего были увешаны картинками с не то чтобы не очень одетыми дамами, а, скажем честно, с дамами попросту без одежды. Полковник побагровел и рявкнул, тыча бестию пальцем в грудь:

– Фамилия?

– Капитан Быстрицкий, – спокойно представился Рыжий.

Полковник открыл было рот, чтобы начать разнос, но тут у него в голове, видимо, что-то щелкнуло, потому что с непостижимой быстротой гримаса искреннего гнева вдруг преобразовалась в приветливую и доброжелательную улыбку.

– Э-э, не Сергей ли Игнатьича сынок будете?

– Так точно, – спокойно ответил Рыжий.

– Как же, как же, – защебетал соловьем полковник, – знаю вашего батюшку, знаю. Как служба проходит?

– Нормально, – пожал плечами капитан.

– Ну что ж, я передам, передам.

Попав в глупое положение, начальник комиссии не знал, как из него выйти. Вдруг он наклонился к одному из плакатов с голой дамой и, непонятно как углядев на нем внизу короткую мелкую строчку на английском языке, в восхищении выдохнул:

– А вы, стало быть, еще и по-английски читаете?

– Стараюсь практиковаться, – с достоинством ответил Рыжий.

– Ну что ж, – заулыбался полковник, – передам Сергею Игнатьевичу, что из его сына толковый и достойный офицер получился.

Говорят, наш замполит при этом диалоге имел вид полного придурка.

Одним словом, Рыжий наш был самым что ни на есть блатным. И тем не менее он пользовался авторитетом среди военных переводяг и был желанным гостем в любой компании. Дело в том, что Толя обладал от природы уникальным даром: он был замечательным парикмахером, притом что никогда этому специально не учился. И именно он стриг на протяжении всей командировки переводчиков-холостяков. А еще Толя любил и умел рассказывать байки из жизни военных переводяг и каждый раз клялся, что это абсолютная и полная правда. Слушать его рассказы было очень интересно. Собственно говоря, именно Быстрицкий и привил мне любовь к устному творчеству военных переводчиков. Некоторые из его рассказов, по моему мнению, могут смело претендовать на звание шедевров жанра..