Байки с Лубянки - [14]

И тем не менее тяга к вечно зеленому в обществе была неизбывная. «Они» покупали, «их» сажали, «они» выходили и снова покупали, и «их» снова сажали. Доллар шел по кругу.

Еще лейтенантом мой приятель принимал участие в задержании крупного валютчика-бестии, личности хитрой и опасной.

Работали за ним день и ночь, собирая и документируя доказательства. Все шло своим чередом. Объект даже не предполагал, что время для него стало замедлять свой ход и скоро он будет встречать рассвет часов на семь раньше, чем в Москве. И день будет сменяться ночью только два раза в год. То день, то ночь… полярная.

Выстроенная система его разработки дала однажды трещину, в которую тот и ушел, оставив с носом несколько бригад наружной разведки и поставив карьеру основного разработчика на край пропасти.

Не одна группа наружки моталась по адресам, пытаясь взять объекта. Но жребий судьбы пал на моего приятеля, который беглого преступника вычислил в толпе, догнал, скрутил. Наверное, при этом от собственного страха публично, походя набил ему табло.

Валютчик был действительно физически сильный, но внешне невзрачный и тщедушный: плюнь — и развалится. Этакий бальзаковский Гобсек. Однако заинструктированный амбал — красавец по жизни, но салага в чине младшего оперуполномоченного по службе — жестко взял его на улице Горького, скрутил и швырнул в машину.

Потея от азарта и чувства выполненного долга, а может, от предвкушения тяжести ордена на груди, он мчал по столице, сверкая синим фонарем, издавая неприличные звуки клаксоном, чем вызывал восторг детей и пугал законопослушных граждан.

И вот родное здание на Лубянке. Крутанул руль опер, зачем-то газанул, влетел во двор, да не рассчитал траекторию своего полета. Багажником своей машины он с диким скрежетом долбанул две стоявшие там конфискованные машины.

Опер, однако, и бровью не повел, лишь сделал зверское лицо и прошипел валютчику в лицо:

— Видал? А с тобой я сделаю еще хуже! Бледный от ужаса, фарцовщик на допросе немедленно сдал изумленному следователю всех подельщиков, даже тех, в сдаче которых КГБ по оперативным причинам был не заинтересован.

Фарцовщик признался: — Я видел, что вы делаете с собственным транспортом… Если вы со своими машинами так жестоко поступаете, то представляю, что вы творите с несчастными зэками. Легче сразу все выложить…

Валютчик получил бы на полную катушку, да учли помощь следствию. Хотя, по инициативе Никиты Хрущева, боролись с ними, как с самыми лютыми врагами народа, — вплоть до расстрела.

Да тебя разве переговоришь…

Жил-был начальник. Не хороший и не плохой, не умный, но и не дурак. Так себе, как большинство начальников.

Но был у этого начальника один недостаток — резолюции писать не любил. То ли лень, то ли ответственности боялся или с грамматикой не все ладно.

И царапал он своим подчиненным на документах краткое: «Прошу переговорить».

Этой манерой начальник подчиненных весьма за живое достал: не в бирюльки же на Лубянке играют, а без резолюции начальника документ — так, бумажка, не более.

Дошло до того, что один озверевший от бюрократизма опер перед сдачей документа в архив снизу, под «Прошу переговорить», начертал: «Да тебя, дурака, разве переговоришь!»

Так и остался в истории бессмертный образ человека, который ответственность на себя не брал. И каждый, кто видел эту подпись, про себя думал: «А что мои подчиненные про меня напишут?»

Губит людей не пиво…

Будничная суета некоторых дежурству по Московскому управлению КГБ разбавлялась занятными эпизодами, которые в первом приближении носили драматический оттенок. Однако их развязка вызывала улыбку, иные случаи переходили в легенды.

Майская трагедия 1985 года — антиалкогольные драконовские постановления — породила множество ситуаций, которые в нормальном обществе воспринимались бы не просто как нелепость, а как клиническое состояние, требующее немедленной госпитализации их инициаторов.

Облавы на подвыпивших москвичей стражами правопорядка существенно поправили материальное положение самих стражей, а для отдельных малобдительных субъектов встречи с милиционером становились началом конца прекрасной карьеры.

Именно потому чекисты, как и прочие нормальные люди, изворачивались в поисках безопасных форм «встреч с портвейном».

* * *

Непоправимые последствия трезвая лигачевщина нанесла системе оперативной работы, которая строилась на нормальном человеческом общении, в том числе и за столом. При этом приходилось конспирацию удваивать, а деньги, отпущенные на такие контакты, списывать чуть ли не на катание на аттракционах.

Рейды по вызволению своих коллег из рук блюстителей трезвости стали если не регулярными, то вполне очевидными.

Об одной из драм той печальной эпохи я хочу рассказать. Впрочем, история эта больше похожа на плод разыгравшейся фантазии, хотя все описанное мною — истинная быль, свидетелями которой были мои сослуживцы.

* * *

Однажды в приемную УКГБ по Москве и Московской области сознательные граждане принесли кожаное пальто, в кармане которого лежало удостоверение сотрудника нашей «управы».

Самого сотрудника в этом пальто, как вы догадываетесь, к сожалению, не было. Граждане объяснили: