Байки русского сыска - [22]

— Так, — удивлённо подтвердил Карасев.

— Это в их комбинации первейшая вещь — разглядеть, какими деньгами платить будет «клиент». Они потом готовят «куклу» — свёрток с резаной бумагой подходящего размера. А сегодня пришли они к вам и говорят…

— И говорят, сволочи: «Сибко чизало тасить вся монетка! Ти, топрий каспатина, дай нам теньги, а мы тебе исе месек монеток притассим!» Ну, я им говорю: «Дудки, братцы! Несите ещё, а мешок пусть здесь полежит!»

— Тут они, конечно, в амбицию, не соглашаются, — утвердительно произнёс Руденко.

— Конечно! Однако быстро придумали, как выйти из положения: дают мне платок, говорят, деньги заверни и клади в мешок, мешок в сундук сунем, запрём. «А клюсик нам отдас». На том и порешили! Только вот никак я не пойму: как же это деньги у них оказались, а в мешке бумага?

— Очень просто: они небось, перед тем как мешок в сундук положить, свёрток достали…

— Ну да! Смотри, дескать, вот они, твои деньги, все по-честному…

— Вот в этот самый момент они свёрточки и поменяли. И мешок нарочно погрязнее принесли, чтобы вы за него поменьше хватались. Потом эти цементные кругляши заперли и пошли. Ведь зацементированных монет-то у них всего две-три, от силы пять штук бывает, чтобы «пассажиру» показать сначала, заинтересовать чтобы! В мешке лежат одни пустышки, а люди думают, что золото им оставляют в сундуках. Так бы вы и сидели, как остальные ими обманутые — полтора пуда цементных блямб карауля. А они бы тем временем на вокзал и — прощай, Баку!

— А откуда вы про все это узнали?

— Следили мы за ними. Ведь они в этом году в Баку у Осипа Абрамова за такой вот «клад» 600 рублей взяли, а только что, вот 16 декабря, на Арменишкенде духанщика Айрапетова обработали. Любят они вашего брата, владельцев трактирных заведений!

— Бога мне теперь за спасителей молить надо?! — с полувопросительной интонацией произнёс Карасев, заглядывая в глаза приставу. Теперь, когда и первое изумление, и испуг, и возмущение уже прошли, рассудок трактирщика заработал привычно, и чувствовалось, что ему очень хочется спросить: «А что мне будет? А деньги мои?», но он не смел. Немного помучив его, Руденко встал из-за стола и веско сказал:

— Да уж, конечно, молить Бога следует! — И добавил, насмешливо глядя прямо в глаза поднявшемуся вслед за ним Карасеву: — Завтра придёте с утра в участок, дадите показания, как потерпевший при попытке покушения на мошенничество, получите свои деньги и больше уж, глядите, на такие дешёвые штуки не покупайтесь. Такие вот «греки» знаете как говорят? «Фраеров губит жадность». Как раз ваш случай.

* * *

Когда полицейские вышли на тёмную, продуваемую холодным ветром улицу, Альфонсов неожиданно хохотнул.

— Чего ты? — спросил пристав.

— Вот интересно, как же это Карасев за Ахметку будет Бога молить?! Магометанин ведь Ахметка-то, а «греков» он первый заметил.

— Ничего! — усмехнувшись, ответил Руденко. — В небесной канцелярии разберутся, по какому департаменту молитвы пустить. Не наше это дело.

И они пошли молча, прибавляя шаг, стараясь побыстрее добраться до жарко натопленного участка.

Игра в «доктора»

Письма… Сколько их проходит через руки почтальонов? Что в них сообщают люди друг другу? У писем, как и у людей, их пишущих, судьбы разные. За одними охотятся исследователи и их издают, есть даже такой жанр в литературе — эпистолярная проза. Другие смирно лежат в комоде, откуда их изредка извлекают, чтобы перебрать, вспомнить тех, кого уж рядом нет. А бывают ещё письма-улики, и хранятся они в специальных архивах, редко являясь взгляду непосвящённых в служебную тайну. Здесь-то чаще всего и скрываются удивительные истории, в которых жизненный сюжет закручен, как в авантюрном романе. Раскроем же одно из таких дел, в котором письма, приходившие обычной почтой, служили завязкой авантюрных событий.

* * *

Странное письмо обнаружил киевский генерал-губернатор Гессе, просматривая утреннюю почту, поданную ему адъютантом в один из летних дней 1872 года. Написанное на бланке генерал-губернатора Восточной Сибири А.В. Хрущёва, письмо адресовалось самому Гессе и содержало просьбу: отыскать в Киеве находящегося в отпуске личного врача Хрущёва, некоего доктора Запольского, с тем чтобы вручить ему приложенное к письму предписание, в котором содержался приказ доктору незамедлительно выехать на станцию Жмеринка, где дожидаться самого Хрущёва, едущего для лечения на заграничный курорт. Доктор должен был присоединиться к своему патрону и с ним вместе ехать за границу. При этом Хрущёв обращался к Гессе: «В виде одолжения лично мне прошу распорядиться о снабжении вышеозначенного доктора Запольского некоторой суммой денег, необходимой ему для исполнения моего предписания, каковую сумму я непременно верну, будучи проездом в Киеве, при личной нашей встрече». Гессе, внимательно перечитав письмо и предписание ещё раз, обратил внимание на то, что на бланке письма стоя-ло: «А.В. Хрущёв, генерал-губернатор Восточной Сибири», а на предписании Запольскому: «Генерал-губернатор Восточной Сибири А.В. Хрущёв». Эта разница и сама необычная просьба вызвали у генерал-губернатора смутное сомнение. Гессе вызвал адъютанта и попросил его найти деловые бумаги, приходившие в Киев из Восточной Сибири, написанные рукой Хрущёва. Через некоторое время требуемые документы были принесены, и Гессе, сличив их с письмом и предписанием, совершенно убедился в подлинности подписи восточносибирского генерал-губернатора. Более того, ему стало ясно, что письмо ему и предписание Запольскому также были написаны рукою Хрущёва. Успокоившись, Гессе приказал немедленно отыскать доктора Запольского, вручить ему предписание его начальника и выдать из губернаторского личного фонда 200 рублей денег.