Байки офицерского кафе-2. Забавные истории из жизни спецназа ГРУ ГШ - [13]

Как тренировать руку

Преподаватель огневой подготовки училища полковник Никитин был мастером спорта по стрельбе из пистолета. С пистолетом Макарова он проделывал чудеса. Как-то на занятиях с иностранцами один конголезец посетовал, что пистолет у него плохой.

— Дай-ка сюда, — попросил Никитин. На глазах у всех он зарядил новую обойму и тут же послал в мишень три пули, которые кучно легли в десятку.

— Плохой? — удивленно спросил Никитин и, не дав ответить слушателю, послал пару пуль в десятку. Но как! Полковник вывернул руку и держал пистолет боком.

— Плохой? — снова поинтересовался он у смущенного конголезца. И снова послал пару пуль в десятку, но теперь вывернув руку так, что рукоять пистолета смотрела в небо.

— Плохой, — неопределенно хмыкнул Никитин и навскидку сбил одинокую стеблину, торчащую из снега, метрах в десяти. После этого спокойно вернул пистолет чернокожему слушателю.

— Главное, товарищи курсанты, — напутствовал он нас, когда мы несли с ним службу в патруле, — постоянно тренировать руку. Я вот, например, когда выступал на соревнованиях, специально для этого из свинца отлил пистолет, который был значительно тяжелее Макарова, и постоянно тренировался удерживать его ровную мушку в его прицеле. Причем этому посвящал буквально все свободное время.

— Так уж и все? — усомнился кто-то из нас. — А как же бабы?

Никитин был известный ходок и только женат был пять раз. Данного своего увлечения, как нормальный мужик, не стеснялся, а скорее гордился. Поэтому он спокойно парировал выпад курсанта:

— Бабы — это святое. Как только приезжаем в другой город на соревнования, я обязательно кого-нибудь сниму и в номер. Ну а там любовь-морковь. Минут через двадцать мы уже в постели кувыркаемся. Уес-тествлю милую так, что лежит она бездыханная. А я тем временем свинцовый пистолет из тумбочки достану и стою — руку тренирую. Смотрю — зашевелилась. Я — пистолет в тумбочку и все по новой, пока она не отрубится. Тогда я снова за пистолет. Так что я не преувеличиваю, когда говорю, что посвящал этому все свободное время.

То, что полковник Никитин не врал, мы видели в тире.

«Внучатый племянник Сурикова»

Когда человек поступает в какое-либо высшее учебное заведение, то, помимо результатов сдачи вступительных экзаменов, учитываются все его возможные таланты. И спортивные достижения, и умение петь, плясать и рисовать. Последнее, по сравнению с песнями и плясками, даже предпочтительнее. Ведь в любом учебном заведении какая никакая, а стенная газетенка имеется. В десантном училище каждая рота имела свою ротную газету. Кроме нее выпускалась сатирическая, а при наличии в роте умелого фотографа, то и фотогазета.

Зная это, я при поступлении в училище сразу честно признался о наличии у меня неких художественных способностей. Уж не знаю, как это помогло при зачислении, но результат был положительным. Вскоре я надел на плечи голубые погоны с двумя желтыми полосами по краям и буквой «К» в середине. Однако, прослужив почти два года рядовым в Кировабадской дивизии, я четко усвоил, что художественные способности должны проявляться по мере надобности. Надобности себе любимому, конечно. К мысли этой меня привел жизненный опыт.

Так, например, за первые полгода службы я оформил около двадцати дембельских альбомов. Оно, конечно, неплохо. Сиди себе в тепле, малюй дурацкие картинки, в то время как все остальные занимаются чем-нибудь далеко нетворческим и неинтеллектуальным. Хотя и меня дембеля не забывали «припахивать», чтобы «нюх не терял».

Но от этих альбомов к концу службы меня просто тошнило. А десантники в свободном падении, которых я рисовал на первой странице, по ночам вокруг меня летали стаями.

Поэтому, когда сразу после прибытия в роту наш взводный Володя Павлов приказал мне в мое свободное время изготовить плакаты с условиями упражнений учебных стрельб для проведения занятий по огневой подготовке, я с готовностью это исполнил. Правда, написал я все это на белом листе… желтой тушью. Как вы думаете, можно ли что-то прочесть на таком плакате метров с пяти?

Увидев результат, взводный ко мне больше с подобными глупостями не приставал.

Правда, курсанты четвертого курса, шефствовавшие над каким-то детским садиком, где они трахали юных воспитательниц, решили привлечь меня для изображения плаката, посвященного Дню знаний. По задумке, надо было изобразить ученицу первого класса с бантом. И я изобразил. Нет, все было хорошо и платье, и бант, и даже портфель. Вот только ученице было лет восемнадцать-двадцать, и вид она имела такой, что ей не в школе, а на панели самое место.

«Завер», увидевший это произведение, заключил: «Блин, девочка с персиками!». Видимо, намекая на пышный бюст и иные округлости, украшающие женщину. Больше мне, названному Заверюхиным «внучатым племянником Сурикова», ничего не поручали до конца первого курса. На втором курсе я сознательно запорол стенгазету роты, куда меня избрали в редколлегию. После этого я спокойно учился и рисовал то, что мне хотелось и когда хотелось, иногда выполняя поручения моего взводного или ротного, когда обстоятельства вынуждали к этому.