Байки из роддома - [14]

Налепив клейкую повязку на аккуратно ушитый разрез, Гавреченков отошел от стола и замер, ожидая, пока операционная сестра развяжет завязки его халата.

— Всем спасибо!

Азы вежливости в роддоме соблюдали все, даже записные хамы. Правда, заведующий ОПБ произносил слова благодарности как проклятие.

— Я через полчаса загляну к вам, Владимир Александрович, — сказала Данилову Федоренко.

Прооперированная была то ли ее одноклассницей, то ли соседкой — Данилов в подобные нюансы никогда не вникал, предпочитая не делить пациенток на «чьих-то» и «ничьих».

— Какой смысл? — пожал плечами Данилов, решив, что Федоренко хочет сообщить своей подопечной о произошедшем в ходе операции. — Через полчаса она вряд ли придет в себя настолько, чтобы все осознать. Я приглашу вас, когда будет можно.

— Владимир Александрович, у меня есть разговор к вам, — сделав ударение на последнем слове, сказала Федоренко.

— Ко мне? — Данилов был искренне удивлен. — Какой, Татьяна Викторовна?

— Приватный, — ушла от ответа собеседница. — Так я зайду?

— Через час, — ответил Данилов. — Пока переведем, пока документацию оформлю.

— Хорошо, пусть будет через час. Только вы не уйдете к тому времени?

— Я сегодня дежурю.

— Вот и прекрасно.

Федоренко с полминуты постояла около пациентки, пока еще лежавшей на столе, и вышла из операционной. Даже бесформенная хирургическая пижама не могла скрыть прелести ее фигуры.

Глава четвертая. Вполне пристойное предложение

Федоренко появилась в ординаторской ровно через час — минута в минуту. Данилов отдыхал: играл в го на смартфоне. Голова работала плохо, и проклятый компьютерный интеллект выигрывал, тесня Данилова на всех направлениях.

— Как удачно я зашла — вы ничем не заняты, — порадовалась гостья.

Данилов думал по-другому, но ничего не сказал: сам же просил прийти через час.

Федоренко прошлась по ординаторской, разглядывая фотографии, которыми были увешаны стены. Анестезиологи называли эту экспозицию «нашим вернисажем»; тут было все: рабочие будни и домашние праздники, прогулки и пикники, традиционные фотоотчеты из туристических поездок и торжественно-примороженные снимки с различных конференций и семинаров.

— Что-то я вас здесь не вижу, — отметила Федоренко. — Или вы еще не успели вывесить свои фотографии на этой «стене почета»?

— Я не люблю фотографического эксгибиционизма, — сухо ответил Данилов.

Во взгляде его, устремленном на гостью, сквозило неприкрытое желание поскорее закончить разговор.

— Представьте себе — я тоже! — Гостья уселась на диван, выставив напоказ свои длинные ноги, которыми гордилась так, что хирургическую пижаму надевала только в родовой зал или операционную. Сейчас же на ней был кокетливо укороченный халат ослепительной белизны, не столько прикрывающий ноги, сколько подчеркивающий их длину.

Все остальное у Федоренко тоже было красивым, кроме разве что носа. Ему полагалось быть изящным и точеным, а он получился «утиным» — широким в основании и слегка загнутым кверху. «Хороша Танька, только клювом не вышла», — говорил эстет и похабник Вознесенский, обиженный тем, что Федоренко спала только со своим непосредственным начальником и не обращала внимания на заведующих другими отделениями. Впрочем, и заведующие не то чтобы стремились биться за прекрасную даму. Так, заведующий гинекологическим отделением, хоть и был весьма хорош собой, к коллегам противоположного пола относился сдержанно-равнодушно. Заведующий отделением обсервации был унылым занудой, из тех, в чьем присутствии немедленно скисает молоко. Вознесенский был толст и уже далеко не молод. Довольно перспективным кадром был Виталий Михайлович — доцент кафедры акушерства и гинекологии, — но тот предпочитал заводить романы со студентками. Студентки, по признанию самого Виталия Михайловича, были нетребовательными и «укладистыми», то есть легко укладывались в постель, почти ничего не ожидая взамен. А зачет, поставленный несмотря на прогулы, или завышенная на балл экзаменационная оценка были приятными бонусами.

— Ненавижу эту всеобщую пытку гостей фотографиями из домашней «коллекции», — продолжила она. — Засыпаю от скуки, все так однообразно — «это мы на пляже», «это мы на базаре», «это я выбираю украшения», «это мы в местном ресторане», «это наш номер»… Тоска! Некоторые даже на встречу в ресторане умудряются приносить чуть ли не по дюжине альбомов.

Данилов вежливо кивнул. «Что ей надо?» — подумал он, но подходящего ответа так и не нашел. Самым вероятным казалось предположение, что Федоренко вдруг захотела его соблазнить, но Данилов подумал, что для обольщения у гостьи слишком деловой тон и спокойный голом. И потом, секс в ординаторской, днем, когда вокруг — уйма народу? Лучше уж дождаться позднего вечера и уединиться в пустой палате…

— Вы уже освоились у нас? — Улыбка гостьи, выставлявшая напоказ зубы ослепительной белизны, напоминала рекламу зубной пасты.

— Да, вполне, — подтвердил Данилов.

— Нравится?

— Нравится.

— Владимир Александрович… — в ординаторскую заглянула старшая сестра отделения анестезиологии и реанимации. — Ладно, я потом…

Дверь закрылась так же резко, как и открылась.