Батальон крови - [35]

Кто-то отлеживался в землянке, кто-то нашел приют в госпитале, поближе к спирту, а тех, кто снова охмелел до бессознательного состояния, отнесли в соседний сарай на сеновал. Но, через час их там уже не было. Сами они оттуда ушли, или кто-то унес их к себе, никто не знал.

На следующий день старшина как подорванный носился по поселку Он пытался собрать прибывшее пополнение и переписать их. Комбат ходил мрачный и в основном молчал. Отвечал лишь «да», или «нет». Остальные разведчики замаскировались. Их только что где-то видели, но где, и куда они пошли, никто толком объяснить не мог. На самом деле все они спали в теплых землянках. Все солдаты это знали, но никто не выдавал их. Кроме замполита Симохи разведчиков никто и не искал, а вскоре и замполит прекратил это бесполезное занятие.

Григорий проснулся к обеду. Ему стало хуже, когда он узнал, что уже два дня спит. Комбат попросил, чтобы ему принесли тарелку горячего супа. Солдат через силу поел и сразу почувствовал, как жизнь возвращается в его тело.

— Ты поспи, — приказывал ему капитан. — Торопиться некуда, так что давай сил набирайся. Я знаю, как оно, стакан целый в себя влить. Мы вон, по чуть-чуть и то встать не могли, а ты, как положено — принял «дозу разведчика». Так что отдыхай.

«По чуть-чуть канистру уболтали», — подумал Григорий. Он, вернулся на лавку, закрыл глаза и сразу уснул. После горячего супа, сон пришел легкий, боль и тяжесть отступили, осталась лишь усталость. Душа немного скулила, напоминая о каком-то шершавом страхе.

В штаб стали приходить люди, они о чем-то говорили и спорили. Гриша сквозь сон слышал низкий, хрипловатый голос комбата. Часа через два ему показалось, что он слышит голос Титовой. Гриша хотел встать, но голова вновь закружилась, а тело совсем не хотело подчиняться ему. Оно расползлось по лавке и превратилось в «студень». Это слово особенно любил один из ротных, Иван. Он его часто повторял, после чего оно прилипло к нему и бойцы в шутку, стали называть его Стюдень. Гриша чувствовал, что стюдень сейчас — это он. Там, на улице у штаба с комбатом спорила Титова, а он не мог встать. Неожиданно дверь открылась, и голоса комбата и лейтенанта Титовой громко зазвучали внутри.

— Да не ори ты, господи! — просил ее Киселев.

— Я обязана это сделать! Отдайте мне рацию, я должна ее проверить!

— Связь была слабой. Голос хрипел. Такую рацию больше нельзя брать в разведку.

— Да вон она, в мешке. Только не рация тебе нужна, а я знаю, зачем ты приперлась! Оставь пацана, ведьма! — комбат поднял из угла лежащий под лавкой вещмешок и протянул его Титовой. Девушка, увидев его, что-то хотела сказать, но промолчала. Капитан заметил, как заслезились ее глаза, и сразу догадался — что-то не так. Он посмотрел на вещмешок и увидел три пулевых отверстия. Три пули прошили рацию — она спасла молодого радиста.

Титова схватила вещмешок с рацией и ничего не ответив, убежала из штаба.

— Тем более не разрешу будить, — ответил сам себе комбат. Он подошел к спящему Григорию, посмотрел на него и почему-то вслух произнес:

— Верь сынок, верь. Она тебя долго пугать будет, но если не сдашься, не возьмет.

Сквозь сон Григорий подумал:

«Это комбат о войне говорит», — Гриша еще не знал о пробитой рации, но в этой полудреме понял, что первый урок он выучил и выдержал. Оставалось вот так прожить совсем немного — до Победы. Каждый день помнить и противостоять ей.

Григорий проснулся ночью. Посмотрел на часы — два. Решил выйти из штаба и пройтись по свежему воздуху. Комбат храпел на широкой лавке. Он развалился на ней, широко раскинув ноги. Гриша увидел в темноте чайник. Он стоял на столе, рядом с кружками и порезанным хлебом. Увидев хлеб, Григорий почувствовал, что хочет есть. Нашел в углу свои вещи сложенные на досках, взял банку тушенки и подошел к столу. Взяв чайник сделал несколько глотков, и, собрав со стола хлеб, вышел на улицу. Устроился на ящиках, поел и решил прогуляться. Увидев, как дымит полевая кухня, решил подойти к ней.

Повар Егор готовил кашу к завтраку. Он угостил Григория горячим чаем, рассказал о том, что происходило днем, покурил с ним и дальше продолжил свои дела. Гриша вернулся к штабу, полчаса сидел на ящиках, дышал свежим воздухом, но потом вернулся на свою лавку и лег спать.

Сон долго не приходил. Он думал о Титовой, о Тане, о комбате и его словах. Где-то под утро, когда начало светать он уснул. Через несколько часов комбат разбудил его. Около штаба уже толпились люди и о чем-то говорили. Гриша встал и сразу пошел к кухне, поесть горячей каши, а когда вернулся, увидел в штабе двух совсем молодых ребят. Он по сравнению с ними был мужиком.

— Вот двух пиёнеров прислали — связисты, — объяснил Киселев. — В первую и во вторую роты. Ты теперь старший над ними. Объясни им, что и как, а я в штаб дивизии, к обеду вернусь.

Гриша сел на лавку и посмотрев на мальчишек спросил:

— Как зовут-то?

— Меня Федор, — ответил небольшой толстячок, с красными как у Мордожопина щеками.

— А я тоже Федор, — произнес второй, сухой мальчишка с большими карими глазами.

— Откуда вы такие?

— С учебки.

— С какой?

— Владимирской, — ответил толстяк.