Басни. Эпитафия - [2]

Шрифт
Интервал

Львом называюсь
И первым между вас считаюсь».
«Пускай и то!» — «И третья часть моя
По праву кто кого храбряе.
Еще четверту часть беру себе же я
По праву кто кого сильняе.
А за последнюю лишь только кто примись,
То тут же и простись».

1782

Привилегия

Какой-то вздумал Лев указ публиковать,
Что звери могут все вперед, без опасенья,
Кто только смог с кого, душить и обдирать.
Что лучше быть могло такого позволенья
Для тех, которые дерут и без того?
Об этом чтоб указе знали,
Его два раза не читали.
Уж то-то было пиршество!
И кожу, кто лишь мог с кого,
Похваливают знай указ да обдирают.
Душ, душ погибло тут,
Что их считают, не сочтут!
Лисице мудрено, однако, показалось,
Что позволение такое состоялось:
Зверям указом волю дать
Повольно меж собой друг с друга кожи драть!
Весьма сомнительным Лисица находила
И в рассуждении самой, и всех скотов.
«Повыведать бы Льва!» — Лисица говорила
И львиное его величество спросила,
Не так чтоб прямо, нет, — как спрашивают львов,
По-лисьи, на весы кладя значенье слов,
Всё хитростью, обиняками,
Всё гладкими придворными словами:
«Не будет ли его величеству во вред,
Что звери власть такую получили?»
Но сколько хитрости ее ни тонки были,
Лев ей, однако же, на то ни да, ни нет.
Когда ж, по Львову расчисленью,
Указ уж действие свое довольно взял,
По высочайшему тогда соизволенью
Лев всем зверям к себе явиться указал.
«Тут те, которые жирняе всех казались,
Назад уже не возвращались.
Вот я чего хотел, — Лисице Лев сказал,—
Когда о вольности указ такой я дал.
Чем жир мне по клочкам сбирать с зверей трудиться,
Я лучше дам ему скопиться.
Султан ведь также позволяет
Пашам с народа частно драть,
А сам уж кучами потом с пашей сдирает;
Так я и рассудил пример с султана взять».
Хотела было тут Лисица в возраженье
Сказать свое об этом мненье
И изъясниться Льву о следствии худом,
Да вобразила то, что говорит со Львом…
А мне хотелось бы, признаться,
Здесь об откупщиках словцо одно сказать,
Что также и они в число пашей годятся;
Да также думаю по-лисьи промолчать.

1799

Побор Львиный

В числе поборов тех, других,
Не помню, право, я, за множеством, каких,
Определенных Льву с звериного народа
(Так, как бы, например, крестьянский наш народ
Дает оброки на господ),
И масло также шло для Львина обихода.
А этот так же сбор, как всякий и другой,
Имел приказ особый свой,
Особых и зверей, которых выбирали,
Чтоб должность сборщиков при сборе отправляли.
Велик ли сбор тот был, не удалось узнать,
А сборщиков не мало было!
Да речь и не о том; мне хочется оказать
То, что́ при сборе том и как происходило.
Большая часть из них, его передавая,
Катала в лапах наперед:
А масло ведь к сухому льнет,
Так, следственно, его не мало
К звериным лапам приставало;
И, царским пользуясь добром,
Огромный масла ком стал маленьким комком.
Однако как промеж скотами,
Как и людскими тож душами,
Не все бездельники, а знающие честь
И совестные души есть,
То эти в лапах ком не только не катали,
Но сверх того еще их в воду опускали,
Чтоб масло передать по совести своей.
 Ну, если бы честны́х зверей
При сборе этом не сыскалось,
То сколько б масла Льву досталось?
Не знаю, так ли я на вкус людей судил?
Я Льву, на жалобу об этом, говорил:
«Где сборы,
Там и воры;
И дело это таково:
Чем больше сборщиков, тем больше воровство».

1799

Стрелка часовая

Когда-то стрелка часовая
На башне городской,
Свои достоинства счисляя,
Расхвасталась собой,
И, прочим часовым частям в пренебреженье,
«Не должно ль, — говорит, — ко мне иметь почтенье?
Всему я городу служу как бы в закон;
Все, что ни делают, по мне располагают:
По мне работают, по мне и отдыхают;
По мне съезжаются в суды и выезжают;
По мне чрез колокольный звон
К молитве даже созывают;
И словом, только час я нужный покажу,
Так точно, будто прикажу.
Да я ж стою домов всех выше,
Так что весь город подо мной;
Всем видима и всё я вижу под собой.
А вы что значите? Кто видит вас?» — «Постой;
Нельзя ли как-нибудь потише,
И слово дать
И нам сказать? —
Другие части отвечали. —
Знай, если бы не мы тобою управляли,
Тебя бы, собственно, ни во́ что не считали.
Ты хвастаешь собой,
Как часто хвастает и человек иной,
Который за себя работать заставляет,
А там себя других трудами величает».

1799

Метафизический ученик[5]

Отец один слыхал,
Что за́ море детей учиться посылают
И что вобще того, кто за́ морем бывал,
От небывалого отменно почитают,
Затем что с знанием таких людей считают;
И, смо́тря на других, он сына тож послать
Учиться за море решился.
Он от людей любил не отставать,
Затем что был богат. Сын сколько-то учился,
Да сколько ни был глуп, глупяе возвратился.
Попался к школьным он вралям,
Неистолкуемым дающим толк вещам;
И словом, малого век дураком пустили.
Бывало, глупости он попросту болтал,
Теперь ученостью он толковать их стал.
Бывало, лишь глупцы его не понимали,
А ныне разуметь и умные не стали;
Дом, город и весь свет враньем его скучал.
В метафизическом беснуясь размышленьи
О заданном одном старинном предложеньи:
«Сыскать начало всех начал»,
Когда за облака он думой возносился,
Дорогой шедши, вдруг он в яме очутился.
Отец, встревоженный, который с ним случился,
Скоряе бросился веревку принести,
Домашнюю свою премудрость извести;
А думный между тем детина,
В той яме сидя, размышлял,

Еще от автора Иван Иванович Хемницер
Басни

В книгу вошли следующие басни: Метафизик. Чужая беда. Статуя. Буквы. Собака и мухи. Дуракъ и тень. Хулитель стихотворства. Остякъ и проезжий. Кошка. Счастливый муж. Богач и бедняк. Львиный указ. Заяц, обойденный при произвождении. Дворовая собака. Великан и карлики. Волчье рассужденье. Желание кощея. Паук и мухи. Черви. Привязанная собака.


Рекомендуем почитать
Саморазвитие по Толстому. Жизненные уроки из 11 произведений русских классиков

Журналистка The Telegraph и профессиональная стендап-комедиантка Вив Гроскоп в сложный жизненный период нашла в великих русских романах не только утешение, но и душеполезные советы, которые помогли ей выбраться из бедственного положения — и решила описать этот опыт. В «Саморазвитии по Толстому» она на собственном примере и судьбах русских классиков показывает, что даже из самой сложной ситуации можно найти выход с помощью литературы: «Анна Каренина» облегчает кризис идентичности, тургеневская пьеса «Месяц в деревне» помогает пережить несчастную любовь, а «Мастер и Маргарита» — справиться с тяжелейшими обстоятельствами.


Большевизм — естественная основа России

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Обученная местью

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пограничное состояние как сексуальное бессмертие

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


ПРАВО БЫТЬ СУМАСШЕДШИМ

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Столяров А. Мы, народ...

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Макбет

Шекспир — одно из чудес света, которым не перестаешь удивляться: чем более зрелым становится человечество в духовном отношении, тем больше открывает оно глубин в творчестве Шекспира. Десятки, сотни жизненных положений, в каких оказываются люди, были точно уловлены и запечатлены Шекспиром в его пьесах.«Макбет» (1606) — одно из высочайших достижений драматурга в жанре трагедии. В этом произведении Шекспир с поразительным мастерством являет анатомию человеческой подлости, он показывает неотвратимость грядущего падения того, кто хоть однажды поступился своей совестью.


Фархад и Ширин

«Фархад и Ширин» является второй поэмой «Пятерицы», которая выделяется широтой охвата самых значительных и животрепещущих вопросов эпохи. Среди них: воспевание жизнеутверждающей любви, дружбы, лучших человеческих качеств, осуждение губительной вражды, предательства, коварства, несправедливых разрушительных войн.


Цвет из иных миров

«К западу от Аркхема много высоких холмов и долин с густыми лесами, где никогда не гулял топор. В узких, темных лощинах на крутых склонах чудом удерживаются деревья, а в ручьях даже в летнюю пору не играют солнечные лучи. На более пологих склонах стоят старые фермы с приземистыми каменными и заросшими мхом постройками, хранящие вековечные тайны Новой Англии. Теперь дома опустели, широкие трубы растрескались и покосившиеся стены едва удерживают островерхие крыши. Старожилы перебрались в другие края, а чужакам здесь не по душе.


Тихий Дон. Книги 3–4

БВЛ - Серия 3. Книга 72(199).   "Тихий Дон" - это грандиозный роман, принесший ее автору - русскому писателю Михаилу Шолохову - мировую известность и звание лауреата Нобелевской премии; это масштабная эпопея, повествующая о трагических событиях в истории России, о человеческих судьбах, искалеченных братоубийственной бойней, о любви, прошедшей все испытания. Трудно найти в русской литературе произведение, равное "Тихому Дону" по уровню осмысления действительности и свободе повествования. Во второй том вошли третья и четвертая книги всемирно известного романа Михаила Шолохова "Тихий Дон".