Башня Зенона - [13]

Плита из белого мрамора, на которой вырезана надпись, обработана таким образом, что нет сомнений — она была вмурована в кладку стены или башни. Казалось бы, все ясно. Однако известный русский ученый А. Л. Бертье-Делагард посвятил ей специальную работу, которую сам же назвал «следствием»^{34}.

Впервые опубликовал надпись академик П. С. Паллас, который путешествовал в 1794 г. по Крыму, осматривая и описывая памятники старины. Впоследствии он поселился в Крыму (в Симферополе) и, дополнив описание своего путешествия некоторыми новыми впечатлениями, обнародовал его в 1801 г. Среди множества других памятников Паллас приводит и нашу надпись, хранившуюся тогда у известного краеведа и ученого К. И. Габлица. А через некоторое время надпись, в точности совпадающую с нашей (вернее же говоря, ту самую), издал и француз Кузинери, который долгое время был на дипломатической службе в Турции. По словам Кузинери, он не позже 1793 г. обнаружил эту надпись в подвалах одной из мечетей в Солуни (Фессалоники) и тогда же снял с нее копию. Следовательно, если верить Кузинери, надпись не может относиться к Херсонесу, так как она была найдена в Турции и лишь потом перевезена в Крым. Но тогда как она сюда попала?

Бертье-Делагард разбирает различные предположения по этому поводу. Некоторые считали, что надпись могли привезти греки, которые, спасаясь от преследования турок, переселялись на юг России, большей частью в Крым. Однако они были выходцами с юга Балканского полуострова и с островов Эгейского моря, а не из района Солуни. И трудно понять, для чего бы стали они тащить с собой плиту с надписью, которая отнюдь не была для них святыней. Весил же камень более 300 килограммов. И, наконец, неясно, как бы этот камень, хранившийся в мечети, куда закрыт доступ христианам-грекам, мог попасть к ним в руки. Такое объяснение явно не внушает доверия.

По другой версии, надпись была завезена в Севастополь военными моряками. Действительно, русские офицеры, среди которых встречались высококультурные, образованные люди, интересовавшиеся античными и средневековыми древностями, могли привозить и действительно привозили в Россию различные археологические памятники. Но и они вряд ли могли проникнуть в мечеть и незаметно похитить оттуда камень весом в девятнадцать пудов. Тем более, что в интересующий нас период русские военные суда в Солунь не заходили. «Как ни кинь — все клин выходит, — заключает Бертье-Делагард, — и для всякого, знающего жизнь Севастополя, жизнь маленького, тесного, довольно образованного кружка моряков, перевоз кем бы то ни было в Севастополь нашей надписи, добытой из Солунской мечети, причем все это сохранено в тайне, а надпись ложно приписана Херсонесу, без сомнения, покажется делом не только совершенно невероятным, но и просто невозможным».

А раз надпись не могла быть привезена в Севастополь из Турции, значит, приходится предположить, что или Габлиц, выдавший ее за херсонесскую, или Кузинери, приписывавший ее Солуни, ошибались.

Габлиц — подлинный ученый — занимал ряд видных административных постов в Таврической области и в силу этого располагал широкими возможностями проверить истину; с другой стороны, ему не было никакой надобности ее искажать, поскольку надпись Зенона никак не использовалась им в его научной работе (скажем, для подтверждения или опровержения каких-либо теорий, гипотез).

Кузинери же, напротив, приводит надпись в «доказательство» своих псевдонаучных рассуждений, которые Бертье-Делагард определяет как беспочвенные фантазии, добавляя при этом, что выражается в данном случае сдержанно. Самое же любопытное во всей этой истории, что мечеть, о которой идет речь у Кузинери, не имеет никаких подвалов или подземелий. Наверняка, ошибся именно он.

Можно даже представить, как произошла, по всей вероятности, эта ошибка. Кузинери писал свою книгу спустя примерно сорок лет после того, как надпись могла попасться ему на глаза. В это время он был глубоким стариком — ему перевалило за 80 лет. При работе над книгой Кузинери пользовался своими старыми записями и дневниками. Среди них оказалась, быть может, и копия нашей надписи, списанная им же с одной из многочисленных публикаций, которые появились к тому времени. Кстати сказать, большинство русских и западноевропейских историков довольно долго стояло на той точке зрения, что надпись Зенона не имеет отношения к Херсонесу, пока не появилась названная работа А. Л. Бертье-Делагарда, восстановившая истину.

Таким образом, название «башня Зенона» связано с довольно убедительным предположением, что надпись, в которой упомянуто это имя, была вмурована в ее кладку.

Впрочем, есть и другое предположение.

В эпоху средневековья оборонительным сооружениям присваивали обычно собственные имена. В одном из источников упоминается херсонесская башня Сиагр (по-гречески это значит «охотник на кабанов»). Контекст, в котором встречено это название, и сам его смысл дают возможность предположить, что речь здесь идет о нашей башне. Возможно, башню Зенона именовали в свое время башней Сиагр.

Из каменного нутра…

Прошли века. Город, пришедший в упадок и обезлюдевший, превращался постепенно в груду руин. Само название «Херсонес» стало постепенно стираться из памяти потомков. Безжалостное время не пощадило даже самых прочных и величественных сооружений. Башня Зенона не избегла общей участи: она понемногу ветшала, заносилась пылью и в прошлом веке напоминала своим внешним видом большой холм или курганную насыпь.